Заплати другому. Кэтрин Райан Хайд

случилось с вашим лицом?

      Рубен улыбнулся, что было редкостью для него: он помнил о кривобокости своего лица и испытывал неловкость от этого. Он развернул стул, чтобы мальчик мог сидя смотреть ему в лицо, и знаком предложил сесть, что тот проделал без колебаний.

      – Тебя как зовут?

      – Тревор.

      – Тревор… а дальше?

      – Маккинни. Я вас обидел?

      – Нет, Тревор. Не обидел.

      – Моя мама говорит, чтоб я не спрашивал у людей про всякое такое, потому как это их может обидеть. Говорит, ты должен вести себя так, словно и не заметил.

      – Как сказать… твоя мама, Тревор, поскольку она никогда не бывала в моей шкуре, того не знает, что, если ты ведешь себя, словно и не замечаешь, я все равно знаю, что замечаешь. И тогда уже странно как-то, что нам нельзя говорить об этом, когда мы оба о том думаем. Понимаешь, что я хочу сказать?

      – Думаю, да. Так что случилось-то?

      – Я был ранен на войне.

      – Во Вьетнаме?

      – Так точно.

      – Мой папка был во Вьетнаме. Говорит, что это адский гадюшник.

      – Я склонен согласиться с этим. Хотя сам пробыл там всего семь недель.

      – Папка был там два года.

      – Ранен?

      – Может, легко. По-моему, у него с коленом что-то.

      – Мне полагалось бы провести там два года, но меня ранило до того тяжело, что пришлось отправиться домой. Так что в чем-то мне повезло, что не надо было оставаться, а в чем-то повезло твоему отцу, что его так не изувечило. Если ты понимаешь, о чем я. – По виду, мальчик не был слишком уверен, что понимал. – Возможно, когда-нибудь я познакомлюсь с твоим папой. Может быть, на родительском собрании.

      – Вряд ли. Мы не знаем, где он. А что под глазной повязкой?

      – Ничего.

      – Как это – ничего?

      – Так, словно там никогда ничего и не было. Хочешь посмотреть?

      – Спрашиваете!

      Рубен снял повязку.

      Сколько помнится, никто толком не понимал, что Рубен имел в виду, говоря «ничего», пока не видел своими глазами. Никто, кажется, не был готов к тому потрясению от «ничего» на месте, где у всех, кого доводилось видеть, был глаз. Голова мальчика слегка отшатнулась, потом он кивнул. С детьми было легче. Рубен вернул повязку на место.

      – Жалко, что у вас так с лицом. Только, знаете, всего с одной стороны. Другая сторона смотрится вполне прилично.

      – Спасибо, Тревор. По-моему, ты первый человек, одаривший меня таким комплиментом.

      – Ладно, пока.

      – До свидания, Тревор.

      Рубен подошел к окну и глянул на лужайку перед школой. Смотрел, как ученики сходились, разговаривали, бегали по траве, пока не появился Тревор, сбегавший по ступенькам от входной двери. Рубен уже привык в такие моменты готовиться к оправданию, а потому не мог вернуться к столу, даже если бы захотел. Этого он не мог пропустить. Ему необходимо было знать, побежит ли Тревор щеголять перед другими мальчишками своими новыми познаниями. Станет ли собирать выигрыш в споре или рассказывать байки, которые Рубен не услышит, а только сможет