Танцы на льду. Андрей Кивинов

прилавку и пытаюсь сформулировать следующий наводящий вопрос. Процессу явно мешает мини-юбка продавщицы. Отвлекает. А нас учили – нельзя отвлекаться, надо думать о главном. О службе. А не о бабах. Пока не очень получается. Практики маловато.

      – Скажите, Елена, он не пытался скрыться? Или, может, ругался по-флотски?

      Елена охотно отвечает на все вопросы – до моего появления она явно скучала в своем элитном отделе, не зная, как прибить время.

      – Кажется, он сказал «Фу, черт». И никуда не убегал. Ни он, ни его дама.

      – Я не ослышался? С ним была дама?

      – Конечно. Они вместе выбирали галстук. У нее никакого вкуса. Выбрали самый пошлый.

      – Вы уверены, что это его дама, а не случайная? Знаете, любят попросить помочь, если сами не могут выбрать покупку.

      – Нет, нет, она называла его по имени. Кажется, Аркадий. Точнее, Аркаша.

      Я довольно хмыкнул. Ага, Аркаша Андреевич, шалим с девочками? А мне сказал, что был один. Каков! Не иначе полюбовница.

      – Так, Леночка, а он барышню как величал?

      – Сейчас… Извините, не запомнила. Обычное имя, без выкрутасов.

      – Жаль. Ну и куда эта дама подевалась?

      – Ой, я не обратила внимания… Пока протокол писали, она здесь была. Да, ее ж в эти, как их, свидетели, что ли, записали.

      – Понятые, – подсказал я, вспоминая попутно, что протокол осмотра твердой рукой Михалыча был отправлен в мусорное ведро. – Понял, Леночка. Как девочка выглядела?

      – Симпатичная, лет двадцать пять. Высокая. В коричневом пальто с меховой отделкой. Дорогое пальто. Баксов пятьсот минимум, отделка в классическом стиле, отвороты чуть сношены…

      Далее Леночка описала все детали и приметы увиденного пальто вплоть до цвета пуговиц и подкладки. Одно слово – женский глаз.

      – Понятно, – прервал я продавщицу, восторгавшуюся верхней одеждой спутницы Блюминга. – А лицо, волосы?

      – Ой… Извините.

      – Да ладно, – не очень огорчаюсь я, рассчитывая, что участкового, писавшего протокол, больше заинтересовало не пальто, а личико.

      Затем я быстро объясняю, что надо изобразить новый протокол ввиду нечаянной утраты прежнего, на что Леночка понимающе кивает.

      Лужу в протоколе я, само собой, пропускаю, а в пролетарскую суть вникаю. Никакой лужи, сплошной песок… Протокол подписывается новыми понятыми, которые даже не прочитали его. Но даже если б они и захотели прочитать, то не смогли бы. У меня ленинский почерк.

      Через двадцать минут я в отделе, где, не снимая куртки, влетаю в кабинет шефа.

      – Извините, Сергей Михайлович, можно вашу корзину для мусора? Надо в протокольчике кое-что уточнить.

      Михалыч ничуть не удивляется, кивает и заглядывает в корзину.

      – Ох, черт. Юра, с полчаса как уборщица вынесла.

      – А куда она выбрасывает мусор?

      – В соседнем дворе контейнер. Кажется, туда.

      Я говорю «спасибо» и иду в соседний двор. Контейнер переполнен. Мало того, он довольно велик. Но ничего не поделать. «Мудрецы прыгают на крылах ради