Амир. Часть III. Екатерина Дей

этот строгий взгляд, она коснулась моей щеки пальцами, провела так, как это делал Амир, и я вздрогнула.

      – Почему ты бежишь от отца?

      – Я не бегу…

      – Зачем хочешь отдать его другой?

      – Он вождь и его народ… он… должен…

      – Ты не ответила, любишь ли ты его.

      Я лихорадочно обняла её, слезы хлынули из глаз и сквозь рыдания прошептала:

      – Люблю… только я не для этого… я батарейка… а он вождь… у него другая судьба… я в ней ничего не значу… отдала энергию… и можно выбросить…

      – Глупая! Ты такая глупая! Рина, ты такая глупая дурочка!

      Мари обнимала меня и плакала вместе со мной, неожиданно закружила по комнате, и мы обе рухнули на постель. Она прижала меня к себе и зашептала:

      – Рина, ему никто кроме тебя не нужен, ты нам всем нужна, никакая ты не батарейка, слово смешное придумала. А народ …это работа, как моя школа, работа, понимаешь, а ты это жизнь, он живёт рядом с тобой. Он так на тебя смотрит каждый раз, ты не видела, он улыбается, ты сердишься, а он смотрит на тебя и улыбается. Он руку свою… обнимает тебя, а потом руку свою держит, тепло помнит, твоё тепло. Ты такая глупая, за нас с Вито боролась, против отца пошла, а сама за себя бороться не хочешь, ты – трусишка!

      Она чмокнула меня в щёчку и засмеялась, утёрла мои слёзы горячими пальцами и повторила:

      – Трусишка, ты храбрая трусишка. В пещеру пошла, когда отец ничего не понимал, убить мог, а ты сразу кинулась его спасать. Я видела на записи.

      – А ты тоже смотришь записи с моей жизнью?

      – Да. Отец… он сказал… учись жить.

      – Мари, это же ужас, как можно по мне учиться жить!

      – Рина, я видела всё… как ты терпела боль…

      – Мари, а вот об этом я совсем не хочу вспоминать…

      – Это я тоже видела. Фиса права, ты всю боль несла сама, ни с кем даже говорить не хочешь. Почему?

      Мари прижалась ко мне, обняла и даже осмелилась погладить по голове.

      – Боль не то чувство, которым делятся. Радость, счастье, любовь – этим надо делиться, а боль… она всего лишь боль. За болью только Пустота.

      И вдруг Мари задала вопрос, от которого я вздрогнула:

      – Рина, ты не хочешь, чтобы отец заполнил твою пустоту? Потому что боль из-за него?

      Мари смотрела на меня чистым и ясным взглядом, в котором уже была тоска о невозможном – ведь если я его не могу простить, значит, и любить не могу. Ответить было сложно, я молчала, и она заплакала.

      – Мари, дело не в боли.

      – А в чём?

      – Мы очень разные, ему сложно со мной… а мне с ним.

      – Но ты ведь не уйдёшь?

      Я с сомнением посмотрела на неё, интересно, а как она это представляет, как вообще можно от такого как Амир уйти? Она поняла меня и сразу успокоилась, выдала свой вердикт:

      – Отец научится.

      – Чему?

      – Жить с тобой.

      Удивительная девушка, истинная дочь своего отца – она сразу ищет выход из любого положения. Размышления о состоянии безнадёжности наших отношений с Амиром длились несколько минут: как только она поняла,