Фея-крестная Воробьева. Вероника Колесникова

аппаратное может прекрасно закончиться и без меня, и Грымза не успеет раздать мне миллион заданий.

      Она это действительно любит. Чувствуя меня самым слабым звеном, периодически ощущая голод по свежей крови, начинает искать жертву для третирования, чтобы вылить скопившуюся желчь. Поскольку никаких ярких пятен в нашем улье кроме меня нет, участь игольницы выпадает мне. Выпустив несколько шпилек, успокоившись и выпустив пар, Грымза начинает вести себя по-прежнему, неся чистое, важное (ненужное зачеркнуть) в мир. В первый год работы мы с Ульянкой за бутылочкой белого полусухого часто искали корни такого особенного отношения к вашей покорной слуге, не находили и снова искали, обсуждая молодую (всего на несколько лет старше меня!) и незамужнюю (что неудивительно!) женщину. Но, боясь таким образом вступить в клуб анонимных алкоголиков, прекратили свои потуги разобраться в сложной философии жизни человека, не зря прозванного за глаза Грымзой, и решили, что все нужно оставить как есть. Другой работы я не найду, поскольку не обладаю какими-то особыми навыками, а тут тепло и кормят неплохо. Потому и явно ссориться с руководителем не стоит.

      Вдруг со скамейки у входа поднялся молодой человек. Хотя нет. Пожилой, но молодой человек. И так неверно. Я прищурила глаза. Молодой, очень высокий и худющий парень, но одетый так, словно шел пешком за рыбным обозом из далекой сибирской деревни.

      Наверное, его бабушка в дорогу собирала. Мой взгляд заскользил снизу вверх, раскрывая неприглядную картину присутствия на нашей проходной представителя флоры и фауны в одном лице – «ботан обыкновенный»: широченные теплые черные брюки, натянутые едва ли не до подмышек, канареечного цвета флисовая рубашка с каким-то мелким рисунком, подозрительно похожая веселенькой расцветочкой на мою пижаму в начальной школе, и темно-синяя теплая вязаная жилетка. Через руку перекинут коричневый плащ. Каштановые волосы растрепаны, а спереди челка, напротив, прилизана. Ну, знаете, будто мокрой слюнявой рукой приглажена к коже головы. Картину венчали огромные очки с толстыми линзами в тяжелой пластмассовой оправе.

      О чем этот ботаник будет говорить с моей начальницей, женщиной прекрасного стиля и вкуса, я не представляла. Может быть, он не к нам?

      Надежды разбились после его оклика.

      – Алена? Алена Воробьева?

      Точно к нам!

      Охранник подарил мне сочувствующую улыбочку и, не скрывая интереса, разглядывал чудо, приближающееся ко мне. Мой ленивый и достаточно благодушный настрой слетел тут же от первого движения ботаника. Тот неловко растопырил руки-веточки, будто приглашая обняться. Неосознанно я сделала шаг назад.

      – Это я, Максим. Максим Видинеев. Помнишь меня?

      Он взял себя в руки буквально – опустил нагруженные нафталиновыми вещами из прабабушкиного комода ручки и заинтересованно блеснул окулярами-очками, улыбаясь.

      Что-то знакомое и приятное