Гость. Александр Проханов

в сторону бриллиантовые броши и колье. Дергались голые ноги чьей-то вельможной жены. У выхода громоздилась гора шевелящихся тел.

      Веронов в упоении водил пулеметом, вгоняя в банкетный зал огненные клинья. Кричал сквозь грохот:

      – Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция! Заводы – рабочим! Землю – крестьянам! Да здравствует Ленин!

      Он чувствовал животный ужас зала, звериные визги, ликовал, видя перевернутые столы, ползущих людей, разорванные пиджаки и платья. Этот ужас был ему сладок, доставлял наслаждение, он впивал его, жадно глотал, расстреливая пулеметную ленту с холостыми патронами. В нем открылась темная воронка, бездонная скважина, в которую всасывались страх, страдание и хаос. Хотел, чтобы их было больше, чтобы они не кончались. Чтобы эта энергия разрушения и боли уходила в ненасытную воронку, куда падал и он сам с небывалым неутолимым наслаждением.

      Заметил, как среди обезумевшего зала, бегущих и падающих людей остался стоять высокий пожилой человек с седой головой, который улыбался и сиял голубыми восхищенными глазами.

      Лента кончилась. Пулемет умолк. Веронов оттолкнул пулемет. Видел, как из металлического рыльца вытекает голубая струйка порохового дыма и продолжает висеть и качаться перламутровый крестик.

      Веронов стряхнул с рукава своего френча приставшие соринки и спокойно медленно вышел через черный ход. Спустился на подземную парковку, уселся в «бентли» и покатил по ночной, переливающейся алмазами Москве, оставляя позади стеклянные небоскребы.

      Веронов вернулся домой, в свою великолепную квартиру, в окнах которой сиял Новодевичий монастырь, похожий на волшебный ночной цветок. Небрежно разделся, разбросав по спинкам стульев одежду, и отправился в ванную, сверкавшую белизной. Сидел среди душистой пены, выставив из нее руку с айфоном, просматривал первые отклики на свою недавнюю выходку.

      Интернет трепетал от восторгов, возмущался, торопился с прогнозами, предупреждал, грозил, хохотал, издевался, сквернословил и проклинал. Известие о случившемся волной бежало по социальным сетям, подобно кругам на воде, и центром, от которого разбегались круги, была фотография Веронова, прильнувшего к пулемету. Размытое сияние вокруг ствола, падающие веером люди, оголенные женские ноги, раскрытые в ужасе рты. И страстное безумное лицо Веронова с прищуренным глазом, посылающего в толпу очереди.

      Интернет бесшумно волновался, переливался, как северное сияние, распространяя весть со скоростью света.

      Это трепетанье разлеталось среди бесчисленных мировых новостей, ошеломляющих, грозных, ужасных. Падали самолеты, взрывались дома, гибли под бомбами города, рушились банки, свергались режимы, прорицатели извещали о скором конце света, прекрасные женщины танцевали на карнавалах, голливудский актер в очередной раз превращал свой развод с фотомоделью в мировое представление, в Антарктиде от ледника отрывался айсберг и, окутанный туманом, плыл в океане в поисках