Архив. Виктория Шваб

милом курортном городке… – Я сдвигаю кольцо и начинаю вертеть его на пальце, а она добавляет: – Ну, или где-нибудь в России, например. Хотя бы мир повидаете.

      Линдси права. Может, мои родители и бегут, но складывается ощущение, что они боятся убежать так далеко, что не смогут, оглянувшись, увидеть все то, что оставили. Ведь мы теперь живем всего в часе езды от нашего прежнего дома. Всего в часе от прежней жизни.

      – Согласна, – говорю я. – Когда планируешь подивиться на великолепие нашего Коронадо?

      – Он правда такой потрясающий? Скажи, что да.

      – Он… старый.

      – В нем водятся призраки?

      Все зависит от терминологии. Слово призрак используется людьми, ничего не знающими об Историях.

      – Мак, ты слишком долго думаешь, что мне ответить.

      – Призраков пока не обнаружила, – сказала я. – Но впереди еще уйма времени.

      Я слышу голос ее мамы на заднем плане:

      – Линдси, пора. Маккензи может себе позволить немного побездельничать, а ты – нет.

      Вот черт! Побездельничать. Интересно, каково это? Готова поспорить, что это не про меня. Но в Архиве вряд ли поймут, если я раскрою тайну их существования только ради того, чтобы доказать кому-то, что занята делом.

      – Ой, прости! – говорит Линдси. – Мне пора на тренировку.

      – На какую из? – подшучиваю я.

      – Футбол.

      – Ах да, конечно.

      – Скоро созвонимся, ладно? – спрашивает она.

      – Ага.

      Телефон отключился.

      Я сажусь и оглядываю свои новые владения, забитые коробками. На каждой из них где-нибудь накорябана буква «М». Я видела «М», и «Э» (маму зовут Эллисон), и «П» (папу зовут Питер), разбросанные по дому, но ни одной «Б». Страшная догадка пронзает меня.

      – Мама! – кричу я, вскочив с кровати, и несусь в гостиную.

      Папа притаился в углу с ножом для бумаг в одной руке и книгой в другой. Книга интересует его заметно больше.

      – Что стряслось, Мак? – спрашивает он, не отрываясь от чтения. Но это сделал не папа. Я знаю, он не мог. Да, он тоже бежал, но не он возглавлял это бегство.

      – Мам! – снова зову я.

      Она в спальне, распаковывает вещи и на предельной громкости слушает какое-то маразматическое радиошоу.

      – Что такое, дорогая? – невозмутимо спрашивает она, выкладывая одежные вешалки на постель.

      Когда я заговариваю, мой голос звучит тихо, словно я на самом деле не хочу спрашивать. Не хочу знать ответ.

      – Где вещи Бена?

      Следует долгая, можно сказать, бесконечная пауза.

      – Маккензи, – медленно начинает она, – если начинать все с нуля…

      – Где они?

      – Кое-какие лежат в кладовке. А остальные…

      – Ты не могла так поступить.

      – Колин говорит, что иногда для перемен требуются значительные…

      – Ты что, в самом деле собираешься свалить на психотерапевта решение выбросить их?

      Я, наверное, уже кричу, потому что из-за моей спины