Жернова. 1918-1953. Книга восьмая. Вторжение. Виктор Мануйлов

ни на какие провокации не поддаваться, однако на огонь отвечать огнем.

      Весь день 21 июня и ночь на 22 повторялось одно и то же, так что Пивоваров заметил, что повторяет самого себя слово в слово, почти автоматически и почти не задумываясь, а сама возможность провокации или, тем более, войны отодвигается все дальше и дальше, заменяясь в его сознании будничными делами и заботами, среди которых провокация или война лишь более высокая ступень будничных дел и забот.

      На рассвете 22 июня Пивоварова разбудил вахтенный и доложил, что со стороны берега доносятся взрывы и стрельба. Корабль в это время находился на траверсе курортного городка Нида, что на Куршской косе.

      Пивоваров вышел на мостик, поднес к глазам бинокль. Но сильная оптика лишь приблизила видные и невооруженным глазом далекие дымы, поднимающиеся к небу где-то на берегу.

      Что значил этот пожар, понять отсюда было трудно, как и то, что могли означать глухие взрывы. Не исключался пожар на складе боепитания. Потом он заметил вспыхнувшую в лучах восходящего солнца точку над этими дымами и, отказываясь верить, понял, что это самолет. И, похоже, не один.

      Пивоваров приказал сыграть боевую тревогу, увеличить ход и дать шифрованную радиограмму в штаб флота. И вовремя. Не прошло и минуты, как в небе появились два самолета, летящие прямо на корабль со стороны солнца на небольшой высоте.

      Молоденький лейтенант, командовавший сторожевиком, в растерянности смотрел на Пивоварова.

      – Ну что вы уставились на меня, лейтенант? – усмехнулся Пивоваров, не показывая вида, как он встревожен. – Видите, нас атакуют вражеские самолеты? Командуйте маневр.

      Самолеты с крестами пронеслись над самыми мачтами корабля, два белых столба взметнулись по курсу – и только тогда Пивоваров приказал открыть огонь.

      Вторая серия бомб легла за кормой, да так близко, что заклинило рули, а деревянный корпус сторожевика дал течь во многих местах. Теперь корабль описывал циркуляцию, а самолеты кружили над ним, тренируясь в точности бомбометания, пока один из них не напоролся на очередь крупнокалиберного пулемета.

      Пивоваров провожал глазами падающий в море самолет со смешанным чувством удовлетворения и страха за возможные последствия. А вдруг он превысил меру самообороны? Что если немцы решили просто попугать советский сторожевик, а он, приказав маневрировать, сам подставил корабль под бомбы? Если бы шел прямо, ничего бы и не случилось.

      Пивоваров понимал всю нелепость своих опасений, но именно так могло расценить его приказы начальство, если дело дойдет до дипломатического или еще какого-то там скандала. Разве немецкие самолеты впервые атакуют советские корабли? Правда, до бомбежек не доходило, но стрелять по кораблям стреляли, и один из командиров сейчас сидит в ожидании суда военного трибунала как раз за то, что ответил на огонь огнем и повредил немецкий «юнкерс».

      Второй самолет, истратив боезапас, улетел.

      Сторожевик