Женский выбор. Саша Канес

это же не она! Ведь это не ты меня толстой дурой обзывала?

      – Нет! Не я!

      – Нет! Это не она! Не эта девочка! – подытожила Александра Михайловна, чуть покачиваясь. – Эта девочка… только на переменке толкалась.

      Она погрозила мне толстым указательным пальцем. До сих пор помню кусочек жареного лукового колечка, прилипший к неухоженному ногтю.

      – Нехорошо толкаться, надо парами гулять по кругу с подружками. Ты же пионерка, а толкаешься. Пионерам нельзя толкаться!

      – Я не толкалась! – инстинктивно воскликнула я.

      – Не спорь со старшими! Не позорь мать! – добродушнейшая Александра Михайловна изобразила, что сердится.

      – Воспитывать надо девочку! – обратилась она к маме. – А то так всю жизнь придется за нее перед людьми извиняться.

      Учительница повернула голову внутрь квартиры и с наслаждением принюхалась.

      – Ну, все, все! Мне кушать пора, и внуки у меня тоже некормленные. А ты, Аллочка, помни: расти нужно хорошей девочкой!

      Произнеся эту, непонятно к кому обращенную фразу, Александра Михайловна поморщила лоб и завершила свою сентенцию бесспорной в своей банальности педагогической мыслью:

      – Да-да, Аллочка! Нужно обязательно расти хорошей девочкой – потому что плохой девочкой быть очень плохо!

      – Простите нас еще раз! – пробормотала мама еле слышно.

      Непонятно даже, услышала ли она вообще, что незнакомая мне женщина два раза подряд назвала меня чужим именем.

      Мы возвращались домой молча. Мама, не ужиная, пошла в большую комнату плакать, папа с трагическим лицом проследовал за ней. Со мной после этого случая он не разговаривал целую неделю. Отца не интересовало, что же на самом деле произошло, он не желал ничего знать и не хотел ничего анализировать. Для него имело значение только то, что маме плохо, а это ужасное обстоятельство было как-то связано со мной.

      Мне тоже было очень плохо. Очень хотелось повалиться на кровать и плакать – но я отправилась на кухню к бабушке есть суп. Дети обязательно должны кушать вовремя. И на первое обязательно едят суп. И тарелка должна оставаться чистой. И невкусной еды не бывает. Это все не требующие доказательства аксиомы из моего детства.

      Нет, я не потеряла веру в мамину правоту. Я по-прежнему была уверена, что в чем-то все равно виновата. Но в тот вечер в моей голове что-то щелкнуло. Я поняла, что если человеку все время говорить, что он должен быть хорошим, а плохим быть не должен, с ним может произойти что-то страшное. Я еще не научилась думать самостоятельно, но перестала хотеть быть «хорошей девочкой». Я смирилась с тем, что при всех обстоятельствах виновата перед своей мамой, что всегда буду вынуждена причинять ей боль самим фактом своего существования… И еще я поняла, что никогда не захочу видеть рядом с собой такого идеального мужа, как мой отец.

      В самом раннем детстве в сердце мое проник идеал мужчины, которого я мечтала видеть рядом с собой. Разумеется, это был актер, который всегда играл людей, совершавших прекрасные поступки и беспримерные подвиги. Про себя я с детства называла его «великий». Видела я его в добром десятке ролей,