Изгой. Иван Бурдуков

припомню. Вкратце, тот самый «собачий кайф» – это умышленное удушье до состояния потери сознания. Глаза закатывались; иногда происходили судороги; кто-то вовсе падал и ударялся головой о пол, но боль как таковая отсутствовала. При достижении этого сна, люди получали блаженное состояние эйфории. В основном этим занимались школьники, которые не всегда имели доступ к наркотикам, и были случаи, когда всё заканчивалось смертельным исходом.

      Эбола или бубонная чума несравнима с распространением и поражением кайфа. Желание кайфа заставляет людей терпеть боль, рисковать собственной свободой, денежным благополучием и жизнью. За лихорадкой и чумой никто не охотится, потому что у них нет должной рекламы. Если бы была реклама, типа: «сегодня Эбола принесла 21 смерть и 33 оргазма», – тогда отношение людей к ней поменялось. А если бы по федеральному каналу показывали как вдыхать Эболу, чтобы исчез насморк, то люди, по роковой случайности, распространили бы эту лихорадку по всему миру. Пропаганда и реклама шепчет на ухо потребителю как нужно себя вести, и что интересно, человек никогда не признает свою подверженность от влияния пропаганды; в большинстве случаев, потому что человек влияет от пропаганды неосознанно.

      Мы начали проделывать стандартные приготовления по случаям такого рода. Все вчетвером мы расселись в туалете. Витя закурил сигарету и с прищуренным глазом, тряся пакетик в руках, сказал:

      – Ребята, это мощная штука. Да вы и сами это скоро узнаете.

      Он сделал все оставшиеся операции и протянул Гене готовую бутылку, в которой был дым молочного цвета. Гена вдохнул полные лёгкие вещества и выдохнул. На выдохе было заметно, как его лицо говорило о положении дел его сознания: глаза немного закатились вверх, веки припустились, мышцы лица абсолютно ослабли. Он был похож на слабоумного и чёрт знает, что творилось в его воспалённом мозгу. Вещество в один момент проникло в его мозг, через лёгкие, по крови, захватило всю нервную систему. Беспощадно.

      – Как оно? – спросил Витя, не взглянув на Гену. Он одновременно продолжал повторные приготовления.

      Гена не ответил. Его вид был вполне занятный: белки глаз покраснели, веки припухли, лицо поблекло и отупело. Он замер и смотрел в стену. Он видел какой-то свой, особенный мир, в который его вовлекло действие этого вещества. Как я говорил, Гена был среди нас самый выносливый и менее восприимчивый к любым веществам, но его это срубило и что будет с нами – это был особенный и актуальный вопрос. Я помню эти мысли как сейчас. А после, всё отрывочно и как в тумане.

      Постепенно, все мы, по порядку очереди достигли этого состояния, невесть, что творилось у нас в головах, но мы все сидели в туалете с видом безмозглых зомби; Гена уже спал сидя. Такое состояние было ново для всех, даже при том, что эту траву мы курили и раньше.

      Спустя минут двадцать, я был на грани сна и полусна, немного пробудился и осмотрел данное положение: Вити не было, остальные спали. Я пошёл в комнату, думая вслух, словно