Ля-ля-фа. Андрей Кивинов

всю ночь. Под утро только угомонился. В общем, спать хочу.

      – Просыпайся, голубчик, просыпайся. – Гражданин Небранский был не по должностному положению добр – Давай-ка обсудим нынешнее положение, как взрослые люди.

      В последующие полчаса я еще раз услышал о разгуле наркомафии, о суровости закона, о моральном долге гражданина-товарища Небранско-го и всяких неприятных последствиях.

      – Однако, голубчик, не всех мы мерим одной меркой, как это принято считать. Ты ведь не закоренелый преступник, по которому тюрьма плачет. Ты случайно оступился в жизни, возможно, стал жертвой стечения обстоятельств и действительно искренне ищешь раскаяния. Так зачем же ломать твою хрупкую, толком не начавшуюся жизнь?

      Верно, Анатолий Игоревич, это абсолютно ни к чему. Ну так и не ломайте.

      – Судимость, зона… Там ведь не перевоспитывают. Там как раз наоборот. И стоит ли нам сейчас своими руками растить достойную смену? Верно?

      Рот растянулся, складки на плешивом лбу тоже растянулись. Двойная улыбка.

      – Конечно, верно, Анатолий Игоревич! Очень даже правильно.

      – Ну, сразу видно, ты нормальный парень. И я, пожалуй, возьму риск на себя, решу наш вопрос справедливо.

      А почему «наш»? Почему не ваш, в смысле мой? наш. Только наш.

      – Вот, взгляни. Это материал. В течение трех, а в исключительных случаях десяти дней я должен решить вопрос о возбуждении уголовного дела. В отношении тебя, естественно. Будем считать, что у нас исключительный случай. Стало быть, десяти. Но решить вопрос о возбуждении – это не значит обязательно возбудить. Понимаешь? Закон предусматривает несколько вариантов. К примеру, если человек не судимый, положительно характеризующийся, если содеянное им не представляет большой общественной опасности, и он может быть исправлен методами общественного воздействия, закон дает мне право не возбуждать дело, а вынести постановление об отказе, копию которого я должен буду направить в товарищеский суд. В то-ва-ри-щес-кий. Где тебе пригрозят пальчиком и скажут, чтобы ты так больше не делал. Вот и все.

      Вот и не все. Сладко поет. Прямо Дед Мороз какой-то. Добренький больно.

      – И я могу на это рассчитывать?

      – Конечно.

      – Почему?

      – Ну, я же говорю, ты не совсем конченный человек.

      А откуда он знает, конченый я или не конченный. Он меня пятнадцать минут наблюдает. А ну я ему графином по лысине? Впрочем, что это я? Человек просто профессионал, слету врубается, конченный или нет. Конечно, не конченный. Очень даже.

      – Ты с кем живешь-то?

      – С ма-а-мой.

      – Не работаешь?

      – Временно.

      – Понимаю, понимаю. А мать?

      – В столовой, уборщицей.

      – Да, тяжело, наверное…

      – Тяжело.

      – Но ты ей помогаешь?

      – Помогаю.

      – Вот и ладненько. Зачем матери лишние хлопоты? Она, кстати, знает, что ты здесь?

      – Не-е-е…

      – И правильно. Но