десять минут послышался шум приехавшей машины, хлопанье дверей и голоса – приятеля и еще один голос, который был мне смутно знаком. Через мгновение, я вспомнил – чей это голос. Это воспоминание потянуло за собой целую вереницу других: темный внутренний двор политехнического института, ярко освещенные окна лаборатории в приямке фасада одного из зданий и вечно бессонный лаборант кафедры – Вячеслав Новоселов. Никто не знал, когда он спит, во всяком случае, в любое время ночи его можно было видеть через окно полуподвального помещения лаборатории за столом, с паяльником или карандашом в руках и неизменной папиросой в зубах. Как ему удавалось такое злостное нарушение режима работы – неизвестно. Формально, он что-то делал для кафедры, но в основном занимался своими исследованиями. В советское время такие уникумы были не в редкость. Психологическое обоснование терпимости администрации к наличию в коллективе человека, который занимается изобретениями, непосредственно не связанными с его основной работой, состояло в том, что просил он не много – рабочее место, небольшую зарплату и кое-что из материалов или реактивов, а обещал много – новое необычное вещество или технологию, энергию из космоса или что-то в этом роде. При этом администратор тоже чувствовал себя потенциальным благодетелем человечества, человеком широких взглядов и… это ему ничего не стоило. Несомненно, принадлежа к категории чудаков, Слава не был им. Это была маска, за которой скрывался отчаянный нонконформист, идеалист-мечтатель, штурмующий небо. То, что штурм неба происходил в помещении, расположенном ниже уровня земли, не смущало Славу. «Не место красит человека, а человек место и еще – Ломоносов говорил: маленький человек и на горе мал, а большой велик и в яме», – отшучивался Слава, на мои вопросы о том, когда, наконец, он переберется из подвала в приличную лабораторию. «Оборудования и данных всегда достаточно, беда в том, что воспользоваться ими не хватает фантазии», – часто повторял он.
Чем же он занимался? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Можно только сказать, что его занимало все, что раскрывало жизнь с неожиданной стороны: предсказание будущего, телепатия, телекинез и подобные этим явления и способности человека и животных. Он был разведчиком будущего, серьезным и опытным следопытом, отыскивающим знание на еще нехоженных тропках сознания. Как позже выяснилось, он старался собрать как можно больше знания и данных на этой пограничной с официальной наукой области, пока ее не затоптала орущая толпа научников и журналистов, которая должна была туда нагрянуть с началом грядущего периода, который он называл, в зависимости от настроения, Мизерическим или Болвагедоном .
– Скоро придет время, когда никаких новых данных не будет, а будет одна дрянь. Надо спешить, – говорил он, бросая окурок в ведро с водой, которое служило у него пепельницей. – Давай еще по одной покурим, и за работу.
Это выражение было обычной для него формой окончания беседы. После этого, наскоро выкурив в сосредоточенном молчании еще одну
