Сон Брахмы. Борис Борсуков Ст

Представь себе, что от восхода до захода солнца прошло всего 3 события, завтрак, обед и ужин. Как ты воспримешь продолжительность этого дня? Когда людей было поменьше, Брахма успевал показать им очень много образов тогда еще простого мира, сейчас ему приходиться рассчитывать картинки, которые двойники рассматривают в микроскопы, телескопы, телевизоры, и рисовать компьютерные игры, управлять траекториями субсветовых частиц в ускорителях, поневоле голова пойдет кругом, даже если она не одна, а четыре, как у Брахмы, – добавила она с грустной улыбкой.

      – Слушай, откуда ты все это знаешь? Про фракталы, процессоры и прочее? Что у вас тут тоже есть компьютеры?

      – Нет, здесь нет в них необходимости. Но они есть у вас, а там живет Слава, с которым у меня общее сознание. К тому же, я и есть Слава, если ты помнишь начало истории того, как я попал сюда.

      – А, ну да, но все же мне непонятно – как это можно рассчитывать картину Вселенной? Это что же, Брахма считает каждый атом? – не унимался я.

      – А что делать? Приходится. Как минимум, везде, где применяется военный и мирный атом. Конечно, по возможности эти расчеты проводятся в упрощенном и экономном режиме, но количество атомных объектов все время растет. К тому же физики стали очень любопытны. Не так просто рассчитывать поведение частиц с субсветовыми скоростями в современных ускорителях, – сокрушенно вздохнула она. – Ведь скорость света потому и является константой, что определяется, так сказать, тактовой частотой процессора Брахма. Тут даже не разберешь, кого больше жалеть – Брахму, который перенапрягается в этих экспериментах и делает ошибки из-за подвисания, или физиков, которые каждой такой ошибке присваивают название новой частицы или части частицы.

      Последний пассаж собеседницы показался мне подозрительным. Конечно, то что я знал о современном состоянии физики элементарных частиц, не внушало оптимизма. Это важнейшее в мировоззренческом смысле направление науки все более и более погружалось в трясину теории струн, суперсимметрии, высших размерностей, петель и прочих математических абстракций. Все эти «очарованные» и «красивые» кварки обладающие «ароматом» и «цветом»… Кажется, еще немного, и физики превратятся в ученых свифтовской Великой Академии Лагадо, а исследования ковкости пламени станут их основным занятием.

      Иначе говоря, внутренне я был готов к восприятию ее критики современной теоретической физики. В то же время, не являлась ли эта внутренняя готовность лазейкой, через которую проникало ее воздействие на мое сознание? «Кто эта сущность, выступающая поочередно в мужской и женской ипостаси? – мучительно думал я. Снова и снова я спрашивал у себя, – не чеховский ли Черный монах стучится в дверь, предвещая психическое заболевание?» Самое неприятное в моем положении было то, что эта сущность не давала мне времени отдышаться от ее атаки, так как реальность незаметно переходила в осознанное сновидение и наоборот. Однако во сне ли, наяву ли, а с присутствием этой