Жизнь взаймы. Как избавиться от психологической зависимости. И. Ю. Млодик

никакой живот не упихнешь, едрит-мадрит.

      Наконец юбка застегнулась, но ворчание продолжилось в прихожей.

      – Тань, ты где мой пуховик извозила? Ну что за день такой начинается? Матери позвони, слышишь? Я ей обещала, что ты, как всегда, в четыре позвонишь. Не напрягай старушку, она ж волнуется.

      Еще один день без него продолжался. Похоже, она привыкает, плакать уже не хочется, а вот жить почему-то страшно. Потому что она не знает как.

      Как жить, когда тебя оставили? Вот приходят люди в театр и оставляют в гардеробе ненужную вещь: изношенную шляпку или сломанный зонт. Белую песцовую шубку никто не оставит: седая интеллигентная гардеробщица со словами «извольте» отдаст ее в мужские руки. Как же, вещица дорогая, красивая. Беда в том, что Таня никогда не чувствовала себя ни дорогой, ни красивой, ни нужной кому-то. Дворняга она, случайное сочетание собачих пород. Готова верно служить доброму хозяину, который будет нежно трепать по загривку, выгуливать, разговаривать с ней долгими одинокими вечерами, делясь своими житейскими делами…

      Еще один бессмысленный день из ее никому не нужной жизни, в которой ей нужно что-то сделать с этой никем теперь не востребованной любовью. Хорошо бы как-то перестать его любить. Таня пожалела, что она не робот и у нее в спине нет рубильника, который отвечал бы за любовь. Рычажок вниз – и все, она свободна. Ни боли, ни страдания, ни пустых надежд. Но она живой человек. И что теперь делать с этой любовью? Кому ее вручить? А некому. Носись теперь с ней, держи ее в себе, рви сердце дальше.

      Сегодня ей вдруг стало страшно стыдно за то, что она просила его остаться, что она готова была на все, лишь бы удержать. На самом деле ей почти всегда было немножко неловко, как будто она не по праву рядом, примазалась, прибилась, точно бездомная псина. Как он вообще обратил на нее внимание? И почему на нее? В офисе всегда толклось много интересных барышень, и актрисы бывали, и модели. Почему вдруг она?

      Тот самый первый месяц на работе она вспоминала со смесью ужаса и стыда: приткнуться негде, поручений никто не дает. Ее разрывало между желанием «раствориться в пейзаже», спрятаться за плинтусом и надеждой пригодиться хоть кому-нибудь. Ведь ее взяли, уступив настойчивой Ларкиной просьбе, дочь «великого дэва» умела добиваться своего. Тане тогда казалось, что нужно незамедлительно не столько оправдать свое пребывание на этой работе, сколько оправдать вообще свое существование, которое на фоне кипящей активности офиса казалось совершенно бессмысленным.

      Она ходила за кофе для сотрудников, что-то получала на почте, отвозила куда-то какие-то документы. Секретарша Валерия Сергеевича, волоокая Кира, почему-то сразу возненавидела ее и на любые просьбы шефа томно отвечала: «Вот и пошлите эту…» «Эту» и посылали – Татьяну. Ей казалось, что никто в компании, кроме Ларки, и имени-то ее не знает.

      К концу мучительной второй недели она нашла для себя стол, за которым явно никто не сидел. Он был завален никому не нужными, с налетом пыли бумагами, стоял у двери, и стул надо было пододвигать вплотную, чтобы дверь,