Без права на награду. Ольга Елисеева

взяла сестру за руку.

      – Она еще сопливая, – со светскими, извиняющимися нотками произнесла старшая мадемуазель Бибикова. – Толком русского языка не помнит. Как здесь говорят, так и лопочет. Пойдем, кулёма. – Катя потянула младшую за собой.

      – Ни, – Олёнка помотала головой. – Там дядька. Страшный. Бачила, як лошадки убегли?

      – Чем же он так страшен? – Бенкендорф присел на корточки.

      – А у тоби нос довгий! – рассмеялась Олёнка. – За им зверушки ходят. Яких он постреляв. И людины.

      Шурка почувствовал, что у него по спине пробежал холод.

      – Слушай, барышня, – сказал он серьезно. – Сейчас за многими караваны ходят…

      – Ни, – по-прежнему весело отозвалась Олёнка. – Тоби не шукают. Тоби отпустили.

      Прежде чем меньшая мадемуазель Бибикова продолжила выдавать секреты вселенной, Катя с отчаянием выкрикнула:

      – Да замолчи же! Нас и так считают… Ты невозможная!

      Олёнка зашмыгала носом. Ей было досадно, что она расстроила сестру. Но девочка решительно не понимала, почему окружающие шарахаются от самых простых вещей.

      – Ты, между прочим, обещал нас катать! – тоном судебного обвинителя заявила Катя. – А сам проспал!

      «У меня были уважительные причины».

      – Катай сейчас!

      Интересно, почему от господина Шидловского они ничего не требуют?

* * *

      История с лосями закончилась к обеду. Прокатав на горке дочек госпожи Бибиковой, генерал опоздал на полтора часа, и гости благополучно откушали без него. Зато Елизавета Андреевна устроила девицам головомойку за то, что, не спросясь матери, отлучились с чужим человеком. Хотя она отлично знала, где они, и даже послала горничную приглядывать из-за угла сарая.

      – Лиза, накорми этих оглашенных! – Хозяйка усадьбы, видимо, считала вполне безопасным, если гость будет «морочить голову» детям, а не самой племяннице. Тут она глубоко ошибалась.

      Елизавета Андреевна не стала сажать вновь прибывших за опустевший стол, с которого девки уже убирали посуду.

      – Вы все втроем мокрые, как будто просидели в сугробе! – неодобрительно бросила она. – Ступайте, переоденьтесь и спускайтесь в буфетную. Там накрою.

      Девчонки побежали в свои комнаты, бросив мокрые валенки на пороге и топоча по холщовым дорожкам вязаными носками с мерзлыми катушками снега. Александр Христофорович в раздумье снял насквозь мокрую шинель. Куда ее?

      – Дайте. – Госпожа Бибикова стояла за спиной. – На печку положу. Пусть ваш денщик потом возьмет.

      Они очутились друг против друга в полутемных сенях. Окно на улицу было заставлено деревянным щитком, чтобы не задувало.

      – Зачем вы это делаете? – Ее подбородок уперся ему в грудь. – Они маленькие. Привяжутся, потом будут плакать.

      – А вы? – Бенкендорф попытался ее обнять, но Елизавета Андреевна ушла из-под руки.

      – Мои слезы никому не помеха.

      В этот момент в сени ввалились тоже мокрые, раскрасневшиеся и веселые Катерина Шидловская