Особый ребенок: исследования и опыт помощи. Выпуск 9. Сборник статей

Штайнер с его антропософией, Петр Чаадаев – имя, которое вы вряд ли слышали в этом ряду, Мартин Лютер Кинг, Андрей Сахаров, Януш Корчак, Осип Мандельштам, Андрей Макаревич.

      Я не случайно бросил в ваше сознание этот ряд имен. Что между ними общего? Что общего между ними и теми, кого во времена инквизиции, Средневековья называли «ведьмами»? Что общего между ведьмами и детьми с расстройствами аутистического спектра? Что общего между ними и теми, кого называют «человек дождя»?

      Похожи ли друг на друга и на отношение к ним в культуре следующие феномены?

      Феномен «гадкого утенка» – он всем хорошо известен по замечательной книжке Г. Х. Андерсена.

      Другой феномен называется, благодаря роману Стругацких, «гадкие лебеди». Этот роман рассказывает о том, как дети ушли из города, потому что они – иные, потому что взрослое поколение отказывалось принимать их «иные» особенности, возможности. Роман Стругацких является вызовом ХХ веку, и поэтому он для нас важен.

      Следующее явление, на которое обращаю внимание, – это «каста неприкасаемых». Вы знаете, что в определенных культурах, в частности, в Индии, существует каста неприкасаемых. Что за этим стоит? Как все эти явления связаны между собой? Я не случайно вместе с вами обдумываю и говорю об этих вопросах.

      И тут возникает следующий вопрос. Пусть он прозвучит странно или даже чудовищно. Что общего между Освенцимом, Дахау, ГУЛАГом, тюрьмой, интернатом и тем, что Эрвинг Гоффман, изучавший психиатрические больницы, окрестил особым термином – «узилище»? Почему возник цикл исследований выдающегося мыслителя ХХ века Мишеля Фуко? Почему обсуждаются дискурсы: «Клиника, тюрьма как специальные организации изгнания иных, непохожих, отличных друг от друга». Где та грань, которую переходит общество, превращая «иных» и других отверженных в тех, кого надо бояться? Почему в культуре устойчиво говорят не только о ксенофобии и этнофобии, но также и о психофобии как определенного рода явлении? Почему общество этого невероятно боится?

      Когда я обдумываю эти вещи, мне хочется обратить внимание на следующее: как все отверженные платят за то, что в своей монографии «Аутистическое мышление» замечательный исследователь Эйген Блейлер назвал «потерей контакта с внешним миром»? Все они теряют контакт с внешним миром. Как они платят за то, что идущий по стопам Блейлера Юнг назвал интерверсией, продолжая путь, где он спорил и с Фрейдом, и с Блейлером?

      После выхода работы Э. Блейлера 1911 года, посвященной мышлению, мы часто говорим о такой характеристике детей с аутизмом, как потеря контакта с внешним миром, иногда забывая другую характеристику и другого автора, который для меня не менее значим. У него проблема звучит жестче, сильнее и страшнее. Это великий психолог, психиатр, недооцененный сегодня мастер психологии личности, великий француз Пьер Жане. Мы знаем Жане как гениального психолога, занимающегося эволюцией личности, и как человека, который ввел понятие «бессознательное». Но вместе с тем я привожу его характеристику, где он как бы вступает в диалог с теми, кто исследует аутизм. Он говорит: