Химия. Узнавай химию, читая классику. С комментарием химика. Сборник

протянулась к головкам и всыпала их в стакан. «Неужели я выпью?!» – думал он, поднимая дрожащей рукою стакан к побелевшим губам. Мысли вихрем завертелись в его голове. «Зачем? Разве я не виноват действительно? Я, конечно, виноват. Разве я хочу нанести такое горе людям, для которых так дорога моя жизнь? Боже сохрани! Я люблю их…»

      – Артемий Николаевич, что вы делаете?! – закричала Таня не своим голосом.

      У Темы мелькнула только одна мысль, чтобы Таня не успела вырвать стакан. Судорожным, мгновенным движением он опрокинул содержимое в рот. Оно становился с широко раскрытыми, безумными от ужаса глазами.

      – Батюшки! – завопила режущим, полным отчаяния голосом Таня, стремглав бросаясь к кабинету. – Барин… барин!..

      Голос ее обрывался какими-то воплями:

      – Артемий… Николаич… отравились!!

      Отец бросился в столовую и остановился, пораженный идиотским лицом сына.

      – Молока!

      Таня бросилась к буфету.

      Тема сделал слабое усилие и отрицательно качнул головой.

      – Пей, негодяй, или я расшибу твою мерзкую башку об стену! – закричал неистово отец, схватив сына за воротник мундира.

      Он так сильно сжимал, что Тема, чтоб дышать, должен был наклониться, вытянуть шею и в таком положении, жалкий, растерянный, начал жадно пить молоко.

      – Что такое?! – вбежала мать.

      – Ничего, – ответил взбешенным, пренебрежительным голосом отец, – фокусами занимается.

      Узнав, в чем дело, мать без сил опустилась на стул.

      – Ты хотел отравиться?!

      В этом вопросе было столько отчаянной горечи, столько тоски, столько чего-то такого, что Тема вдруг почувствовал себя как бы оторванным от прежнего Темы, любящего, нежного, и его охватило жгучее, непреодолимое желание во что бы то ни стало, сейчас же, сию секунду снова быть прежним мягким, любящим Темой. Он стремглав бросился к матери, схватил ее руки, крепко сжал своими и голосом, доходящим до рева, стал просить:

      – Мама, непременно прости меня! Я буду прежний, но забудь все! Ради бога, забудь!

      – Все, все забыла, все простила, – проговорила испуганная мать.

      – Мама, голубка, не плачь, – ревел Тема, дрожа, как в лихорадке.

      – Пей молоко, пей молоко! – твердила растерянно, испуганно мать, не замечая, как слезы лились у нее по щекам.

      – Мама, не бойся ничего! Ничего не бойся! Я пью, я уже три стакана выпил. Мама, это пустяки, вот, смотри, все головки остались в стакане. Я знаю, сколько их было… Я знаю… Раз, два, три…

      Тема судорожно считал головки, хотя перед ним была одна сплошная, сгустившаяся масса, тянувшаяся со дна стакана к его краям…

      – Четырнадцать! Все! Больше не было, – я ничего не выпил… Я еще один стакан выпью молока.

      – Боже мой, скорей за доктором!

      – Мама, не надо!

      – Надо, мой милый, надо!

      Отец, возмущенный всей этой сценой, не выдержал и, плюнув, ушел в кабинет.

      – Милая