Дживс и скользкий тип. Тысяча благодарностей, Дживс. Тетки – не джентльмены (сборник). Пелам Гренвилл Вудхаус

не рискну показаться в «Трутнях».

      – Да, скандальная слава – крайне неприятная вещь, сэр.

      – С другой стороны, платить Джасу Уотербери две тысячи фунтов мне совершенно не хочется.

      – Сочувствую вам в вашей дилемме, сэр.

      – Но вы, может быть, придумали какой-нибудь потрясающий способ, как перехитрить Джаса, чтобы он до могилы ежедневно посыпал свою масляную голову пеплом? Как вы собираетесь с ним говорить, когда он явится сюда?

      – Я собираюсь воззвать к его здравому смыслу, сэр.

      Сердце у меня похолодело. Наверно, я слишком привык, что Дживс мановением волшебной палочки развеивает по воздуху самые опасные кризисы, и ожидал от него, что он, если что, всегда вынет из шляпы чудесное решение, и никаких хлопот. Однако в то утро, хотя вообще я до завтрака не слишком хорошо соображаю, мне было ясно, что намерение Дживса нипочем, выражаясь словами Джаса Уотербери, не пройдет у публики на ура. Станет он слушать рассуждения о здравом смысле, как бы не так. Чтобы в чем-то убедить этого короля мошенников, нужен кастет и чулок с мокрым песком, а не здравый смысл. В тоне, которым я спросил Дживса, неужели он не мог придумать ничего получше, прозвучал скрытый упрек.

      – Вы невысокого мнения о таком плане действий, сэр?

      – Знаете, я бы не хотел ранить ваши чувства…

      – Ну что вы, сэр.

      – …но я бы не назвал это вершиной вашей творческой мысли.

      – Мне очень жаль, сэр, но тем не менее…

      В этот миг заголосил дверной звонок. Я с яичницей на губах вскочил из-за стола и оглянулся на Дживса. Не поручусь, что глаза у меня при этом вылезли вон из орбит, но вполне может быть, что и так, у меня было такое чувство, будто в квартире взорвалась добрая унция тринитротолуола.

      – Пришел!

      – По всей видимости, да, сэр.

      – Я просто не в состоянии с ним общаться в такую рань.

      – Ваши чувства вполне понятны, сэр. Было бы целесообразно вам куда-нибудь скрыться, пока я буду вести переговоры. Наиболее удобным укрытием представляется пространство позади пианино.

      – Вы правы, как всегда, Дживс.

      Утверждать, будто за пианино оказалось так уж удобно, я бы не стал, не желая вводить читателя в заблуждение, но все-таки там я был спрятан от посторонних глаз, а это главное. И условия, позволяющие оставаться в курсе происходящих событий, тоже оказались недурны. Я услышал звук открывающейся двери, и голос Джаса Уотербери произнес:

      – Привет, миляга.

      – Доброе утро, сэр.

      – Вустер у себя?

      – Нет, сэр, он только что вышел.

      – Странно. Он знал, что я должен прийти.

      – Вы – мистер Уотербери?

      – Я самый. Куда он подался?

      – Насколько я знаю, у мистера Вустера было намерение посетить своего ростовщика, сэр.

      – Что?

      – Он упомянул об этом, уходя. Сказал, что надеется получить фунта два-три за часы.

      – Вы смеетесь? Зачем бы он стал закладывать часы?

      – Он весьма стеснен в средствах.

      Последовала, как выражаются иногда, зловещая тишина. Вероятно, Джасу Уотербери потребовалось