Нет. Сергей Кузнецов

себя старой карлицей; невыносимо.

      Поэтому еще на втором курсе академии Кшися поставила себе цель: агент отдела по борьбе с порнографией и педофилией, единственный способ сочетать вымечтанный еще в восемнадцать запредельно дорогой «детский» морф с достойной и желанной работой по защите отечества. И шла к цели оставшиеся три с лишним года учебы, как сеймер; собирала все газетные вырезки по теме, не пропустила ни одного подходящего семинара, ни одной лекции заезжего зубра – ненавистника растлителей; диплом писала по сложной, тонко нюансированной теме «Юридические аспекты следствия при подозрении на совращение подростков, приближающихся к возрасту согласия». И уже в первые полгода испытательного срока стала незаменима для любимого отдела – еще в мерзкой «старой», как Кшися называет ее теперь, «шкуре», – потому что оказалась ходячей энциклопедией по случаям совращения малолетних и даже сумела своими советами начальство однажды навести на постоянного клиента, связав жалобы школьницы с очень похожей по деталям историей четырехлетней давности – а в промежутке, оказалось, этот гад имел дело с еще тремя девочками в возрасте от девяти до одиннадцати лет, переезжая из штата в штат.

      Честно, трудом и знаниями, заслужила Кшися дорогостоящий морф, хотя начальство буквально умоляло не губить талант, продолжать заниматься следствием вместо того, чтобы в качестве секретного агента подставлять свою крошечную морфированную пизденку всяким негодяям. Умоляли, да зря – не знали, что Кшисе поначалу даже не особо много было дела до бедных маленьких страдалиц, но цель была – вернуться в тот единственный облик, который она всегда считала своим. Это уже потом, когда начинаешь лично иметь дело с грязными подонками вроде того, о котором вчера шла речь, учишься их ненавидеть. Вчера, собственно, когда давала показания в суде, в какой-то момент слезы полились из глаз – от ненависти к этому скрючившемуся под взглядами присяжных говну, от жалости к выступавшей до тебя – и тоже рыдавшей – настоящей маленькой девочке, от боли за ее бледного, как стенка, отца, так обнявшего свое дитя на выходе из зала, словно выжать хотел из хрупкого тельца все страшные воспоминания. Когда в деталях описывала процесс изнасилования, невольно вспомнила огромную мохнатую родинку у педа на ключице, передернулась – и аж спиной почувствовала, как передернулись вместе с ней присяжные. Ох.

      И тем приятнее Кшисе после такой ужасной, такой трудной работы был разговор с начальством на следующее утро; вызвали не просто так, но прямо в кабинет Самого, перед которым непосредственный Кшисин начальник, не по-полицейски хлыщеватый Дада, стоял по струночке, как пятилетний мальчик перед военным оркестром. Вызвали и доверили такое задание, что у маленькой Кшиси поджилки затряслись от страха – но и гордость в душе взыграла в то же время пьянящей пенистой волной. Осталось лишь дожить до пятницы – а дальше останется лишь выжить, после того как Кшисю подставной введет за ручку в подпольную студию, где снимают