Блеск шелка. Энн Перри

оло (1280–1289)

      Джулиано Дандоло

      Пьетро Контарини

Византия:

      Анна Ласкарис (Анастасий Заридес)

      Юстиниан Ласкарис (ее брат-близнец)

      Епископ Константин

      Зоя Хрисафес

      Елена Комнена (дочь Зои)

      Император Михаил Палеолог

      Никифорас (дворцовый евнух)

      Виссарион Комненос

      Андреа Мочениго

      Аврам Шахар

      Ирина Вататзес

      Деметриос Вататзес (ее сын)

      Григорий Вататзес (ее муж)

      Арсений Вататзес (двоюродный брат Григория)

      Георгий Вататзес (сын Арсения)

      Косьма Кантакузен

      Лев (слуга Анны)

      Симонис (служанка Анны)

      Сабас (слуга Зои)

      Фомаис (служанка Зои)

      Карл, граф Анжуйский, король Неаполя и двух Сицилий и младший брат короля Франции

Рим:

      Папы:

      Григорий Десятый (1271–1276)

      Иннокентий Пятый (1276)

      Адриан Пятый (1276)

      Иоанн Двадцать Первый (1276–1277)

      Николай Третий (1277–1280)

      Мартин Четвертый (1281–1285)

      Энрико Паломбара

      Никколо Виченце (оба папские легаты)

      Пролог

      Молодой человек стоял на ступенях, привыкая к полумраку. В свете факела, мерцающем над поверхностью воды, подземный ход напоминал полузатопленный собор. В вышине виднелись капители колонн, поддерживающих каменные своды. Не доносилось ни звука – только шепот влажного ветра и эхо капающей где-то за пределами видимости воды.

      Виссарион стоял на каменной платформе несколькими ступенями ниже, у кромки воды. Он не выглядел испуганным. Красивое лицо в обрамлении волнистых черных волос было спокойно – почти неземное выражение, как на иконе. Неужели его вера действительно так крепка?

      Господи, неужели не существует способа избежать этого, даже теперь?

      Молодому человеку было холодно. Его сердце часто билось в груди, руки онемели. Он мысленно перебрал все доводы, но по-прежнему был не готов. Он никогда не сможет к этому подготовиться, но времени больше нет. Завтра будет поздно.

      Он сделал еще один шаг. Виссарион обернулся. Его лицо на миг застыло от страха, но потом расслабилось, когда он узнал его.

      – В чем дело? – резко спросил Виссарион.

      – Нам нужно поговорить.

      Молодой человек спустился по ступеням к самой воде и остановился в паре шагов от него. Липкие от волнения руки мелко дрожали. Молодой человек готов был отдать все, что у него было, чтобы избежать предстоящего разговора.

      – О чем? – нетерпеливо поинтересовался Виссарион. – Все идет своим чередом. Что тут обсуждать?

      – Мы не можем это сделать, – сказал молодой человек.

      – Ты боишься?

      В мерцающем свете невозможно было понять, что выражает лицо Виссариона, но говорил он без тени сомнения. Неужели его вера, его апломб никогда ему не изменяют?

      – Страх тут ни при чем, – ответил молодой человек. – Горячность помогает его преодолеть. Но, если мы ошибаемся, это нас не спасет.

      – Мы не ошибаемся, – тут же возразил ему Виссарион. – Всего одна смерть, для того чтобы спасти нас от медленного возвращения назад, к варварству и осквернению нашей веры… Мы уже обсуждали это!

      – Я говорю не о моральной стороне вопроса. Я понимаю, что иногда нужно пожертвовать одним ради многих. – Молодой человек чуть не рассмеялся. Способен ли Виссарион понять возмутительную иронию ситуации? – По-моему, мы ошибаемся. – Ему было неприятно об этом говорить. – Византии нужен не ты, а Михаил – его жизнестойкость, хитрость, умение договариваться, манипулировать, натравливать наших врагов друг на друга.

      Виссарион был ошеломлен, это было видно даже в изменчивом, пляшущем свете факела – в чертах его лица, в наклоне головы, в повороте плеч.

      – Ты предатель! – прорычал он удивленно. – А как же Церковь? – требовательно спросил Виссарион. – Ты и Бога готов предать?

      Это было самое страшное, именно этого молодой человек и боялся. Виссарион совершенно не понимал, что не способен вести за собой. Почему он не догадался об этом раньше? Надежды ослепили его, и теперь у него не осталось выбора.

      Голос молодого человека дрогнул.

      – Если город падет, мы не спасем Церковь, а если сделаем то, что запланировали на завтра, это станет неизбежным.

      – Иуда! – с горечью произнес Виссарион.

      Он порывисто развернулся, но споткнулся, не встретив сопротивления.

      Это было ужасно, словно самоубийство, и даже хуже. Размышлять было некогда. Содрогнувшись от внутреннего спазма, он сделал это – бросился на Виссариона. Раздался всплеск. Виссарион вскрикнул