Космодесант. Дмитрий Леонидович Федорович

глоток, рассудив, что дорога, по словам Ивана-младшего, ещё дальняя, и вреда от самогонки (я был уверен, что там самогонка) особого не будет.

      Я не ошибся. Самогонка оказалась крепкая, какая-то душистая, настоянная на степных травах и на чем-то ещё. Она скользнула в желудок и взорвалась там горячей бомбой.

      – Ну-ко ишшо, – одобрительно сказал дядя Ваня. – А то не проймёт. Давай как следовает, а то ты человек непривычный. На-ко, заешь, – он протянул мне невесть откуда взявшийся огурец.

      Пока мы с дядькой Иваном смачно хрустели огурцами, время от времени по очереди потягивая из бутылки, младший Иван грустно вздыхал и тоскливо смотрел в сторону.

      – И чего тебя занесло в наши края? – покачиваясь в такт лошадиной поступи, спросил Иван-старший.

      Самогонка уже действовала, и действовала вовсю; спутники мои казались мне милыми и простыми людьми, с которыми можно и нужно говорить о жизни, о планах, о работе и Бог знает о чем ещё.

      – Я, дядька Иван, по направлению, – сказал я.

      – Это-то я знаю, ты говорил уже, – кивнул дядька Иван. – А жить у кого будешь?

      – Мне бы сейчас ночь переспать – вот тут, в сене, на телеге, можно? А потом пойду к председателю, или кто тут у вас… Как-нибудь устроюсь.

      – Ага, к председателю, значит… Вот что, жить будешь пока у меня, а там поглядим, что ты за птица.

      Тянул сумеречный ветер. Дорога плавно спускалась в обширный овраг – видимо, это и был Гнилой лог. Действительно, ветер нагонял клочья тумана, тут старый Иван не ошибся. Скоро лошадь и телега опустились в быстро густеющую пелену. Самогонка старика привела меня в блаженное состояние, и я, лёжа на боку, глядел медленными глазами на разворачивающуюся передо мной лесную феерию. Дядька Иван казался мне старым, замшелым лешим, а Иван-младший тянул на этакого чёртика-подмастерье. Они хитро переглядывались (сквозь туман их движения как бы искажались и казались размытыми) и перешёптывались со смешками, поглядывая на меня исподтишка. Луна представлялась мутным еле просвечивающим пятном. Комары куда-то исчезли.

      Я улыбнулся, уронил голову на руки и уснул. Снились мне почему-то мои сегодняшние мытарства в райцентре…

      Деревню я, собственно, не люблю. Ну не люблю – и всё тут. Конечно, на этом можно было бы поставить точку, но после окончания ветеринарного института в большом столичном городе, в каковом я и надеялся остаться ветеринаром – ну, хотя бы в зоопарке – я был распределён на периферию. Декан дружески пожал мне руку – как, впрочем, и всем остальным; горячо поздравил (с чем?!) и отпустил с миром и дипломом. Кстати, миром для меня отныне становился далёкий райцентр Пеньковка.

      Я допускал, что там свежий воздух, здоровый умеренный климат, приемлемое количество комаров и парное молоко. Одного я не допускал: что после визита в Пеньковское сельхозуправление я окажусь обладателем документа, удостоверяющего, что с сего дня я, Боль Павел Арсентьевич, являюсь главным (а я сильно подозревал, что и единственным) зоотехником аграрно-животноводческого объединения “Заря”. Судя по всему, “Заря” располагалась