Колдовской замок. Часть 1. Двери. Кае де Клиари

руке. Я не помню, откуда она взялась, по-моему, её здесь не было раньше. Наверное, чей-нибудь подарок.

      – Нет, какие же это крылья? Это больше похоже на какую-то меховую одежду, а это вовсе не флаг, а скорее полотенце. Может быть это купальщица?

      – А может просто испуганная нимфа, убегающая от сатира?

      Мужчина снова обнял женщину. На сей раз она не отстранилась, но продолжала говорить:

      – Кем бы она ни была, она миленькая и мне нравится! Пусть будет нашим талисманом. Спасибо, дорогой!

      Она повернулась к мужчине и губы их слились в долгом поцелуе. И тут Анджелика не на шутку испугалась, потому что увидела самый жуткий кошмар всех фарфоровых статуэток – гладкий, твёрдый, паркетный пол! Но женщина протянула руку и сумела поставить статуэтку на место. В это время

      мужчина подхватил её на руки и понёс к кровати. А потом…

      Потом была жизнь. Бурные и нежные ночи, тихие дни, долгие беседы, ссоры с криком и слезами, затем примирения, слова любви, споры, взаимные обвинения, снова ссоры и опять любовь и нежность. Мужчина и женщина изменялись, становились старше и вскоре в спальне появились дети. Сначала один, (мальчик), потом ещё двое, почти подряд, (мальчик и девочка – погодки), и ещё одна девочка. Они не жили в спальне, но часто прибегали сюда, и тогда в тихой семейной обители становилось шумно и весело, но опасно. Опасно для Анджелики. Её часто брали с комода, особенно девочки. Они заворачивали статуэтку в какие-то тряпочки, укладывали в кроватку, кормили с ложечки и каждый раз заставляли холодеть от ужаса, когда тискали своими неловкими ручонками.

      Подрастающие мальчишки тоже стали обращать на неё внимание и время от времени, (всегда тайком от родителей), рассматривали, краснея и пыхтя, высокую грудь, лебединую шею, крутые бёдра и испуганное лицо фарфоровой нимфы.

      Время шло: дети взрослели, их родители обзавелись сединой и морщинами, а фарфоровая Анджелика всё стояла на своём комоде не скучая, не старея, не

      чувствуя неумолимого бега времени. Её мысли текли не как у людей, они и впрямь были фарфоровыми. Конечно, она переживала, когда происходила очередная семейная ссора, (она полюбила этих людей и воображала себя одной из них). Она жалела ударившегося ребёнка и радовалась успехам взрослого, смеялась, (беззвучно), над весёлыми шутками и сердилась, когда кто-нибудь был не прав. Но выразить своих чувств она не могла никак и всегда оставалась испуганной фарфоровой нимфой. То, что было для людей днями и годами для неё летело, как секунды, а иные секунды казалось, складывались в года. И это её совершенно не трогало. А дети между тем повзрослели и всё реже появлялись в родительской спальне. Сами её хозяева превратились в старика и старушку, а в один прекрасный момент в спальне появились новые дети. Анджелика сразу поняла – внуки. И тут её кошмары повторились с той лишь разницей, что детей стало больше. Она даже не сразу смогла их сосчитать, но, в конце концов, это ей удалось – пять девочек и четыре мальчика, все разных возрастов, но все очень похожие на дедушку с бабушкой.