Анжелика – маркиза ангелов. Анн Голон

бы пробитыми ступни.

      – Сапоги придумали совсем не для того, чтобы доставить кому-то удовольствие всаживать гвозди в чужие ноги, – проворчал старый барон. – Все это просто смешно.

      – Вы знаете, что король в Сен-Жермен? – спросил маркиз.

      – Нет, – ответил Арман де Сансе. – А что в этой новости необыкновенного?

      – А то, что туда его загнала Фронда, дорогой мой.

      Дамы и дети находили болтовню маркиза забавной, но оба барона, привыкшие к степенным разговорам крестьян, начали подумывать, уж не издевается ли над ними, по своему обыкновению, их словоохотливый родственник.

      – Фронда? Да это же детская забава!

      – Хороша детская забава! Да вы что, кузен, шутите? То, что мы при дворе называем Фрондой, не что иное, как бунт парижского парламента против короля. Вы когда-нибудь слышали что-либо подобное? Вот уже несколько месяцев, как господа в квадратных шапочках препираются с регентшей и ее итальянцем-кардиналом… Речь идет о налогах, и, хотя интересы этих господ никак не затронуты, они возомнили себя защитниками народа. И в адрес регентши сыплется упрек за упреком. Она, конечно, в ярости. Ну а о волнениях, которые произошли в апреле, вы слышали?

      – Кое-что.

      – Они были вызваны арестом советника Брусселя. Однажды утром по приказу регентши его арестовали как раз в тот момент, когда он принял слабительное. Крики служанки всполошили чернь, и Коменж, полковник королевской гвардии, не стал дожидаться, пока старик оденется, а поволок его прямо в халате, по дороге то и дело меняя кареты. Не без труда удалось ему выполнить приказ королевы. Позже он мне признался, что эта скачка сквозь толпы бунтовщиков была бы даже забавной, если бы он умыкал какую-нибудь хорошенькую девицу, а не заплаканного старика, который не понимал, что происходит. И вот чернь, которую полковник сумел обвести вокруг пальца, начала перегораживать улицы баррикадами. Народ обожает эту игру, она помогает ему излить свой гнев.

      – А как же королева и маленький король? – встревоженно спросила чувствительная тетушка Пюльшери.

      – Что вам сказать? Сначала она весьма высокомерно встретила этих господ из парламента, но потом пошла на уступки. С тех пор они уже много раз ссорились и мирились. Право, эти последние месяцы Париж бурлит страстями, словно ведьмин котел. Париж – прелестный город, ничего не скажешь, но его заполонили всякие оборванцы и прочий сброд, от которых избавиться можно только одним способом: собрать всех в кучу и сжечь, как отбросы.

      Я уж не говорю о всяких там памфлетистах и голодранцах-рифмоплетах, чьи перья жалят посильнее пчелы. Париж наводнен пасквилями в стихах и в прозе, и все они кричат одно и то же: «Долой Мазарини! Долой Мазарини!» Их так и называют – «мазаринады». Королева обнаруживает «мазаринады» даже у себя в постели, а ведь ничто так не способствует бессоннице и не портит цвет лица, как эти невинные на вид бумажки.

      Короче говоря, разразилась драма. Господа из парламента это давно предчувствовали; они все время опасались, как бы королева