Междумирье. Дмитрий Леонидович Федорович

странный народец, а у нас про них уже давным-давно забыли… И магии в нашем мире нет. Или почти нет.

      – А как же вы тогда летаете? Ты когда-то говорил, я слышал.

      – Для этого магия не нужна. Мы умеем делать это по-другому.

      – Значит, у вас просто другая магия!

      – Называй так, если хочешь. Наверное, мы с вами просто думаем немного по-разному.

      – Да, думать – это трудно. Особенно по-своему.

      – Что значит «по-своему»?

      – Когда вдумываешься – открываешь что-то своё, не такое, как у других. Если один, вдумываясь в дерево, видит дрова, то другой – доски для забора. А если думать сразу о целом мире? Представляешь, какая разница получается?!

      – Представляю.

      – Вот! Что ты можешь сказать, например, о солнце? – лукаво улыбаясь, спросил мальчик.

      – Сейчас солнце ласковое. Если, как ты говоришь, вдуматься в эту скалу, то можно представить, как ей, наверно, приятно нежиться после холодов. Я бы ещё сказал, что лучи плещут на склон, растекаясь по камню тоненькой тёплой корочкой… О солнце – да и вообще обо всём – много чего можно сказать, но ведь это глубоко моё, личное. Это приобретается с прожитыми годами. И у каждого оно, ты сам понимаешь, разное. Я, например, помню, что солнце может быть и злым. Безжалостным. Только об этом что-то вспоминать не хочется.

      – Правильно, – кивнул Шио. – Надо запоминать только самое хорошее. Крепко-накрепко. Это не только моя задача, а всехняя…

      – Правильно говорить не «всехняя», а, например, «всеобщая».

      – Ну да, ну да… Если я всё крепко запомню, мне легче будет выполнять моё предназначение.

      – А в чём твое предназначение, если не секрет?

      – После смерти людям нужна помощь. Люди боятся смерти, им надо помочь прийти в себя. Души должны успокоиться. А я стану создателем покоя.

      – Ничего не понял. Ты, Шио, мог бы растолковать поподробнее?

      – Ну, – мальчик наморщил нос, – там, в мире духов, всё создаётся силой мысли. Подумал – и готово! Надо только представлять всё, что ты хочешь, очень старательно – и за себя, и за других… А так, за других, думать очень трудно. Владыка сказал, когда я вырасту и умру, то стану смотрителем – ну, такого самого места, в котором умершие будут привыкать к своему новому состоянию. А место это я должен буду создать сам. Поэтому, наверное, настоятель и послал с тобой именно меня. Мне надо набираться впечатлений, а с тобой, рыц… хозяин, это безопасно и интересно. Это правильное и хорошее решение.

      – Да, только есть одно небольшое замечание, – отозвался Памва, дивясь странным вывертам логики маленького послушника. Впрочем, не таким уж странным, если принять во внимание, где и кем он воспитывался.

      – Какое замечание?

      – Во-первых, мы уже договорились: никаких «владыка» или «настоятель». Во-вторых – всё это отлично, насчёт воображения. Создать что-то вроде приюта… А скажи, мне, теоретик, можно ли воображением создать и гостей для этого приюта? В смысле – людские души?

      – Не знаю. Наверно, нет.

      – Почему нет?

      – Потому,