Избранное. Сборник стихотворений. Дмитрий Леонидович Федорович

оранжевый – символ счастья: Новый год, апельсины, детство. Эта девочка. На запястье – тот браслет. И азы кокетства.

      Цвет оранжевый – символ жизни: солнце, море… В бокале «Фанта». Над горой облака повисли. Эта женщина так пикантна!

      Цвет оранжевый… Так контрастно с чернотою под траур ленты. Эта бабушка вне пространства. Завершение хэппиэнда.

      * * * * * * *

      Поэт

      Он был умён и знал об этом. И мог бы быть учёным, но – так получилось – стал поэтом. Ведь это, в общем, всё равно: чтобы слова поставить верно, чтоб тронуть ими холод душ (увы, тенденция модерна!), уменье надо. И к тому ж хотя бы искорку таланта. Но тут его уважил Бог, и пару-тройку фолиантов он напечатать всё же смог. Причём писал весьма недурно. Но век у нас теперь таков, что быть достаточно культурным – не привлекает дураков. Писать же массе на потребу претило. Гордость – что ж ещё! Но как же быть с насущным хлебом? Вот-вот. Такой вот хозрасчёт.

      Он стал обычным инженером. И в этом даже преуспел: на общем фоне, в меру сером, сиял, как светленький пробел, хотя и без особых взлётов. Не в том свой видя капитал, он запах книжных переплётов всем чертежам предпочитал. Так повелось, что днём работа, а ночью – рифмы и стихи. Судьба таланта-идиота: средь повседневной чепухи пытаться выловить такое, что отражает ход времён. Как результат – судьба изгоя. Он был не понят, обвинён в занудстве, мелочном спектакле, заумности… Ну, и тэ пэ. Знакомо это всё, не так ли? Давно известно, что толпе – лишь хлеб, да зрелищ с чудесами… Ну, с хлебом нынче благодать, а зрелищ качеству вы сами сумеете оценку дать.

      Поэт, однако, был упорен, и всё писал, писал, писал… И вот с судьбой в жестоком споре забрезжил сумрачно финал: он кончил мощную поэму, в которой весело и зло клеймил продажную богему, писательское ремесло, всю бездуховность, безразличье, упадок нравов нищих душ, бесстыдство жалкое девичье и телевизорных кликуш того позора смакованье… Короче, текст был не формат, ведь даже слово «покаянье» у нас всё реже говорят.

      Поэму он нещадно правил, и доводил, и шлифовал, писал от сердца, не лукавил, гранил, как ювелир кристалл. И – так бывает: вдруг – удача! Ведь, коли счастье суждено, то разрешается задача, и сразу чувствуешь: оно!

      Дитя богов, любимец фарта, свершивший главный в жизни труд, он ночью умер от инфаркта – как все когда-нибудь умрут. Сестра-наследница, сквозь траур вступить в наследство поспешив, была чужда порывам аур, метаньям творческой души. Она была не то, что дура – ей просто было наплевать.

      Она сдала в макулатуру и книги, и его тетрадь.

      * * * * * * *

      Крым

      Небо молочно-синее.

      Солнце слепит глаза.

      Волнам зеленые спины

      Ветер облизал.

      Бело-синяя раковина. 

      Глянцевый краб.

      В белых волнах качается

      Белая чайка беспечно.

      Тише! Слушай молчание.

      Оно бесконечно.

      Горечь полынная травная. 

      Ветер так слаб.

      День умирает.

      Струятся века за веками.

      Смуглая тень выползает

      На жаркие плиты камня.

      Дымка на небе