Браслеты Скорби. Брендон Сандерсон

Ввафендал.

      – Напоминание.

      Бабушка смахнула пулю со стола – та со стуком ударилась о стену, за которой прятался Ваксиллиум. Он отпрыгнул с колотящимся сердцем и пригнулся.

      – Не смейте приносить сюда свои инструменты смерти! – прошипела бабушка.

      К окну Ваксиллиум вернулся как раз в тот момент, когда констебль надел шлем.

      – Когда этот мальчик что-то снова подожжет, – негромко сказал он, – пошлите за мной. Надеюсь, будет не слишком поздно. Хорошего вечера.

      И ушел, не прибавив больше ни слова. Ваксиллиум вжался в стену, опасаясь, что констебль его заметит. Но мужчина, не оглядываясь, быстрым шагом ушел по тропе и скрылся в вечерних сумерках.

      Но бабушка… она не поверила. Как же она не поняла? Форч совершил преступление. Неужели они собирались просто оставить его в покое? Почему…

      – Асинтью, – бабушка, как обычно, назвала Ваксиллиума террисийским именем. – Ты не мог бы зайти ко мне?

      Ваксиллиум ощутил немедленный всплеск тревоги, за которым последовал стыд. Потом поднялся и подошел к окну:

      – Как ты узнала?

      – Отражение в зеркале, дитя, – пояснила бабушка, держа обеими руками чашку с чаем и не глядя в его сторону. – Сделай, что я сказала. Будь любезен.

      Помрачнев, Ваксиллиум поплелся вокруг деревянного строения и вошел в переднюю дверь. Внутри пахло политурой для древесины, которую он сам не так давно помог нанести и которую еще не успел смыть из-под ногтей.

      – Почему ты… – закрыв за собой дверь, начал Ваксиллиум.

      – Пожалуйста, сядь, Асинтью.

      Он подошел к столу, но не занял место для гостя. Остался там, где несколько минут назад стоял констебль.

      – Твой почерк. – Бабушка дотронулась до листка, который оставил констебль. – Разве я не говорила тебе, что проблема с Форчем под контролем?

      – Ты многое говорила, бабушка, но я верю доказательствам, которые вижу сам.

      Ввафендал подалась вперед, над чашкой в ее руках вился пар.

      – Ох, Асинтью… А я думала, ты хочешь стать здесь своим.

      – Хочу.

      – Тогда почему подслушиваешь у меня под окном, а не занимаешься вечерней медитацией?

      Ваксиллиум покраснел и отвернулся.

      – Жизнь террисийцев подчиняется порядку, дитя, – продолжала бабушка. – Мы не случайно придумали правила.

      – А разве сжигать дома не против правил?

      – Разумеется, против, – многозначительно ответила Ввафендал. – Но Форч – не твой подопечный. Мы говорили с ним. Он раскаивается. Его преступление в том, что он сбившийся с пути юнец, который слишком много времени проводит один. Я попросила кое-кого из сверстников с ним подружиться. Он понесет кару за свое преступление, но по нашим законам. Тебе больше хочется, чтобы он гнил в тюрьме?

      Ваксиллиум помедлил, потом вздохнул и рухнул на стул перед бабушкиным столом.

      – Я хочу понять, что правильно, – прошептал он. – И поступать как надо. Почему мне так трудно?

      Бабушка нахмурилась:

      – Отличить