Когда Ницше плакал. Ирвин Ялом

Мейер сцепились на обходе по поводу того, где же именно в мозгу обосновалась раковая опухоль, – и это прямо на глазах у пациента! Но, – на секунду замолчал он. – Кто бы говорил… Только шесть месяцев назад, когда я работал в невропатологической лаборатории, я был счастлив, как дитя, получив мозг младенца и определив точное местонахождение патологии – это был мой триумф! Может, я становлюсь слишком циничным, но я все сильнее убеждаюсь в том, что наши диспуты о локализации очагов поражения заглушают истинную правду: что наши пациенты умирают, а мы, доктора, раз за разом расписываемся в своем бессилии».

      «И еще, Зиг, очень жаль, что студенты таких терапевтов, как Вестфол, никогда не научатся облегчать страдания умирающим».

      Мужчины какое-то время ехали в тишине, их фиакр раскачивался на сильном ветру. Дождь снова усилился, и капли его стучали по крыше экипажа. Брейер хотел дать своему юному другу какой-нибудь совет, но не спешил с этим, зная о чувствительности Фрейда, и тщательно подбирал слова.

      «Зиг, позволь мне сказать тебе кое-что. Я знаю, как расстраивает тебя необходимость заниматься практической медициной. Это, наверное, воспринимается как поражение, как необходимость довольствоваться меньшим. Вчера в кафе я не мог не услышать, как ты ругаешь Брюкке как за отказ в поддержке, так и за совет отказаться от амбиций по поводу научной карьеры в университете. Но не вини его за это! Я знаю, какого он высокого мнения о тебе. Он сам говорил о том, что ты лучший из всех студентов, кого ему доводилось учить».

      «Но почему он тогда не хочет помочь мне пробиться?»

      «Пробиться куда, Зиг? Занять место Экснера или Фляйшля, если они когда-нибудь уйдут на покой? За сотню гульденов в год? Исследовательская работа – это дело для богатых. Ты не сможешь прожить на такую стипендию. А как ты собираешься помогать родителям? Ты еще лет десять не сможешь позволить себе жениться. Может, Брюкке не был особо сдержан в выражениях, но он был прав, когда говорил тебе, что твой единственный шанс продолжить заниматься исследованиями – это женитьба ради большого приданого. Когда шесть месяцев назад ты сделал предложение Марте, зная, что за ней приданого нет, ты – а не Брюкке – определил свое будущее».

      Прежде чем ответить, Фрейд на мгновение прикрыл глаза.

      «Мне больно слышать тебя, Йозеф. Я всегда чувствовал, что ты не одобряешь мой выбор».

      Брейер знал, как трудно было Фрейду говорить с ним откровенно, – с ним, с человеком на шестнадцать лет старше, который был ему не только другом, но и его учителем, его отцом, его старшим братом. Он дотянулся до руки Фрейда.

      «Это не так, Зиг! Совсем не так! Мы не сошлись во взглядах лишь в вопросе времени. Я знал, что у тебя и так впереди еще много тяжелых лет учебы, чтобы взваливать на себя еще и заботы о невесте. Но что касается самой Марты, я видел ее лишь раз, на вечеринке перед отъездом ее семьи в Гамбург, и она мне сразу понравилась. Она напомнила мне Матильду в ее возрасте».

      «Это не удивительно. – Голос Фрейда стал тише. – Твоя жена всегда была для меня идеалом.