Денискины рассказы (сборник). Виктор Драгунский

удобно ли ему сидеть, не дует ли из окна, и в конце концов до того наокружалась и назаботилась, что всыпала ему в чай три ложки сахару. Папа размешал сахар, хлебнул и сморщился.

      – Я уже один раз положила сахар в этот стакан, – сказала мама, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник.

      А тетя Тамара расхохоталась во все горло. Она хохотала, как будто кто-то под столом кусал ее за пятки. А папа отодвинул переслащенный чай в сторону. Тогда тетя Тамара вынула из сумочки тоненький портсигарчик и подарила его папе.

      – Это вам в утешение за испорченный чай, – сказала она. – Каждый раз, закуривая папироску, вы будете вспоминать эту смешную историю и ее виновницу.

      Я ужасно разозлился на нее за это. Зачем она напоминает папе про курение, раз он за время болезни уже почти совсем отвык? Ведь одна капля курильного яда убивает лошадь, а она напоминает. Я сказал:

      «Вы дура, тетя Тамара! Чтоб вы лопнули! И вообще вон из моего дома. Чтобы ноги вашей толстой больше здесь не было».

      Я сказал это про себя, в мыслях, так, что никто ничего не понял.

      А папа взял портсигарчик и повертел его в руках.

      – Спасибо, Тамара Сергеевна, – сказал папа, – я очень тронут. Но сюда не войдет ни одна моя папироска, портсигар такой маленький, а я курю «Казбек». Впрочем…

      Тут папа взглянул на меня.

      – Ну-ка, Денис, – сказал он, – вместо того чтобы выдувать третий стакан чаю на ночь, пойди-ка к письменному столу, возьми там коробку «Казбека» и укороти папироски, обрежь так, чтобы они влезли в портсигар. Ножницы в среднем ящике!

      Я пошел к столу, нашел папиросы и ножницы, примерил портсигар и сделал все, как он велел. А потом отнес полный портсигарчик папе. Папа открыл портсигарчик, посмотрел на мою работу, потом на меня и весело рассмеялся:

      – Полюбуйтесь-ка, что сделал мой сообразительный сын!

      Тут все гости стали наперебой выхватывать друг у друга портсигарчик и оглушительно хохотать. Особенно старалась, конечно, тетя Тамара. Когда она перестала смеяться, она согнула руку и костяшками пальцев постучала по моей голове.

      – Как же это ты догадался оставить целыми картонные мундштуки, а почти весь табак отрезать? Ведь курят-то именно табак, а ты его отрезал! Да что у тебя в голове – песок или опилки?

      Я сказал:

      «Это у тебя в голове опилки, Тамарище Семипудовое».

      Сказал, конечно, в мыслях, про себя. А то бы меня мама заругала. Она и так смотрела на меня что-то уж чересчур пристально.

      – Ну-ка, иди сюда, – мама взяла меня за подбородок, – посмотри-ка мне в глаза!

      Я стал смотреть в мамины глаза и почувствовал, что у меня щеки стали красные, как флаги.

      – Ты это сделал нарочно? – спросила мама.

      Я не мог ее обмануть.

      – Да, – сказал я, – я это сделал нарочно.

      – Тогда выйди из комнаты, – сказал папа, – а то у меня руки чешутся.

      Видно, папа ничего не понял. Но я не стал ему объяснять и вышел из комнаты.

      Шутка ли – одна капля убивает лошадь!

      Красный