Бояре Стародубские. На заре (сборник). А. В. Щепкина

были открытые и висели до самого подола; на голове у нее была голубая повязка, шитая жемчугом. Паша надела все это неохотно и постоянно придерживала длинную одежду свою, собирая ее в складки под рукой и прижимая к себе локтем. На Степаниде был шелковый темно-малиновый летник и на голове повязка такого же цвета, шитая золотом; обе боярышни были обуты в чеботы, как назывались тогда высокие сафьяновые сапожки, строченные разноцветными шелками и золотом. Упрямые волосы Паши выбивались из-под повязки, спускались на шею и кудрями подымались на всей голове; в руках у обеих сестер были тонкие белые ширинки, богато вышитые шелками.

      Дед улыбнулся внучкам. Такая же снисходительная улыбка пошевелила седые усы и бороду боярина Стародубского. Молодой боярин Алексей застенчиво глядел на вошедших боярышень, оправляя на себе ферезь и шапочку на голове.

      Глаза Паши остановились на молодом боярине с такой нескрываемой веселостью, что, невольно потупившись, он с неудовольствием перенес потом свой орлиный взгляд в сторону. В молодом Алексее, кроме красоты, унаследованной от отца, проявлялась уже их общая родовая черта: не смиряться и чувствовать себя свободным.

      После глубокого поклона боярышень, хорошо заученного Степанидой от мамушки, но у Паши выходившего слишком быстрым и забавным, – обе они взяли приготовленные подносы с кубками меду и поднесли их гостям. Отпив немного из кубка, дед поцеловал обеих боярышень, старый боярин Стародубский поблагодарил Степаниду ласковым поклоном, а Пашу также поцеловал, считая ее ребенком. Паша подошла к молодому боярину и, с улыбкой и любопытством в бойких глазках, стояла перед ним, ожидая, что он возьмет кубок, но Алексей отказался от меда.

      – Пей, боярин, не бойся! – проговорила вдруг Паша, очевидно желая угостить его вкусным медом.

      Старики глядели на эту сцену улыбаясь. Алексей смеялся, потупившись.

      – Он боится, что я его поцелую, – бойко проговорила вдруг Паша, – а я его не стану целовать! Выпей же, боярин!

      – Постой, сестра! – окликнула ее Степанида. – Ты не кланяешься, так не делают! Ты вежливенько проси.

      И, кланяясь в пояс молодому боярину, она сама поднесла ему кубок с медом, приговаривая:

      – Выкушай, боярин! Нам на утеху, себе на здоровье!

      Ее серьезный вид и скромные речи ободрили Алексея; он решился взять кубок и даже отпил из него до половины.

      – Пей все, себе на утеху! – понукала его Паша, стараясь подражать сестре и отвесив такой же низкий поклон.

      Старики, поглядывая на нее, шептались между собой.

      – Вот спасибо, боярышни-внучки, – смеясь, говорил дед Ларион Сергеевич, – спасибо за вашу ласку!

      – И вам, бояре, спасибо за вашу ласку и милость! – ответила боярышня Степанида серьезно и степенно, опустив длинные ресницы, наполовину скрывшие ее черные глаза, всегда светившиеся мрачным блеском и задумчивые не по летам. Поставив поднос на столе и степенно продвигаясь по комнате, Степанида присела на