Бояре Стародубские. На заре (сборник). А. В. Щепкина

все проснулись, весело глядели на восход солнца в лугах, на далеко открытом горизонте. Протянувшийся впереди и за челнами Днепр синел под безоблачным небом, и мелкие струйки блистали тысячами искорок. По берегам кричали коростели и слышен был свист болотных птиц; красивые чайки высоко взлетали в воздухе, перевертывались на вышине, блистая белою грудкой, и опускались быстро вниз по прямой линии. На челнах заметно было движение: женщины, перегибаясь за борт челнов, черпали воду и умывали детей. Умывшись, они развернули свои запасы и кормили детей паляницей и вареным белым пшеном. Волкуша подсел к Гарпине и настаивал, чтоб и она съела чего-нибудь.

      – Матри у тебя нема, так хоть батьку слухай! – уговаривал он, подавая ей ломоть пшеничного серого хлеба и поднося к ее сомкнутым устам ложку, полную вареного пшена. Гарпина отбивалась, смеясь и говоря, что она «не малая дитина», но потом слушала его и начинала есть.

      – Слышишь, как перепела кричат? А чайка как высоко взвивается над нами? – указывал Волкуша, стараясь развеселить девушку. Она любовалась ясным утром; краса его была поразительна даже для привычного взгляда, а ей, пятнадцатилетней девочке, нравилась каждая искорка на синих волнах Днепра и каждая пташка, реющая меж легких облаков. Волкуша помогал ей во всем так усердно, что она начала относиться к нему, как будто к старшему своему брату.

      В жаркий день пловцы, утомясь на солнце, выходили на берега, поросшие лесом, и отдыхали, располагаясь в тени. На таком роздыхе Волкуша, оставшийся на байдаке, раз крепко уснул. Проснувшись, когда солнце уже заходило на западной стороне Днепра и на реке свет его умерялся тенью стоявшего по берегу леса, он подумал, что пора была плыть дальше, и пошел на берег скликать переселенцев. Оглянув их всех, он спросил тревожно:

      – А где же Гарпина?

      – Пошла по берегу, – ответил ему казачонок с длинным кнутом в руке, старавшийся щелкнуть им о землю. Он указал в сторону, куда пошла Гарпина, жалуясь, что его не пустили с ней.

      Волкуша бросился в указанную сторону, боясь, что из-за прогулки Гарпина попадет в беду, повстречает чужих людей. Она шла по лесу, собирая незатейливые цветы; но сумрак вечера и лесная тень навели на нее тоску. Спустившись с берега к Днепру, она села у корня векового дерева и, глядя на воду, затянула, по обыкновению, одну из своих привычных песен. Песни определяли ее настроение и ее взгляд на жизнь и горе. Быть может, она не помнила бы слышанные прежде напевы, если б они не подходили к ее судьбе. Пока Волкуша отыскивал ее по лесу, она на берегу реки пела свою думку:

      По роси на зори

      Шла дивчина в поли

      Та шукала доли.

      Доля ей навстричу

      Квитками кидала,

      Хмары разгоняла,

      Солнце проясняла,

      Травой по долине

      Кругом расстилалась,—

      А сама ж дивчине

      Та й не показалась!

      – Ой и где ж та доля,

      Где ты заборилась?

      – Як к тебе бежала,

      В овраг повалилась.

      Ты