Бояре Стародубские. На заре (сборник). А. В. Щепкина

бочую пору, и Талочанову приходилось сманивать к себе на работы и селить у себя посадских людей из городов. Из городских посадов люди бежали охотно в деревни, убегая от платежа тяжелых городских налогов и податей. По смерти Кирилла Семеновича имущество его перешло к старшему в роде Талочановых, и только небольшая часть досталась жене его, с небольшой, устроенной им усадьбой. Ирина Полуектовна осталась после него сиротствовать с двумя небольшими дочками. Именье было невелико, и приходилось ей, при небольшом числе крестьян, самой прикладывать всюду к делу свои белые, боярские руки. При ее скромных средствах не приходилось прятаться в тереме. Но старинный дом Талочановых, построенный дедом, давал семье просторное и удобное помещение. Он был двухэтажный, с теремами над верхним этажом. Внизу находились так называемые подклети для кладовых и кухонь; в верхнем помещении была большая палата и несколько комнат, отделенных сенями, а выше надстроено несколько опочивален, в которые вела крутая лестница. В одной из опочивален, самой обширной, жила сама Ирина Полуектовна. Вся комната в глубине ее, начиная от широкой изразцовой печи и вдоль по стене до окон, уставлена была высокими сундуками, покрытыми пестрыми, выцветшими от времени коврами. В сундуках этих хранилось все добро, когда-либо нажитое родом Талочановых и Савеловых и доставшееся на долю Ирины Полуектовны и дочерей ее. Судя по одним этим остаткам серебра и соболей, можно было подумать, что недаром удален был от управления Дворцовым приказом прадед их и что много добра сохранилось и из рода Савеловых. В сундуках боярыни Талочановой не было недостатка ни в парчовых и камчатных шубках (верхние домашние и выездные одежды), ни в золотных, с тяжелыми собольими обшивками шубах, или летниках, телогреях и других одеждах. Они вынимались из сундуков временами, надевались при выезде в церковь, на богомолье, и перешивались и переделывались для дочерей боярыни, когда они подросли. В ларцах сохранились жемчужные ожерелья, серьги с длинными подвесками и вышитые золотом головные повязки. Дочки были еще невелики годами: старшей было только четырнадцать лет, а меньшой всего одиннадцать.

      Глядя на старшую дочь, задумывалась Ирина Полуектовна: красотой она не отличалась и на вид казалась уже взрослой. Ростом она была почти с родительницу; лицо ее было красновато, кое-где виднелись ямочки от оспы, и глаза, хотя и бойкие, но небольшие, смотрели словно из ямок, спрятавшись под темными бровями: на родителя была похожа мужественная старшая боярышня. Только крупные свежие губы напоминали мать; и доброта матери светилась на всем лице. Меньшая дочь уродилась в Савеловых. То была стройная девочка с большими, почти синими глазами, круглолицая и с нежным румянцем; особенно бросались в глаза ее черные брови, выведенные дугой, и целая шапка кудрявых волос, черных, но тонких и мелко вьющихся.

      Жила вся семья, конечно, не роскошно, трудами со своего хозяйства. Над всем надо было похлопотать хозяйке: посеять, добыть, продать или испечь, сварить, заготовить, чтобы не чувствовать недостатка в доме. Семья жила одиноко. Но обе боярышни не сидели в тереме, они всюду сопровождали мать по хозяйству и весь день проводили в саду, в огороде или в темном бору, собирая то грибы, то ягоды.

      – Вы на свою свободу радуйтесь, пока ей пора да время! – говорила им растившая их мамушка, Василиса Игнатьевна, смолоду прижившаяся к дому бояр Талочановых. – У других, богатых бояр если бы вы родились, запирали бы вас наверху, в терему, как запирали вашу матушку!

      – Особливо тебе, Степанида Кирилловна, плохо бы пришлось! Вишь, ты рано повыросла, за невесту бы слыла! Ну, боярышня Паша еще ребячлива, ее бы еще не унимали; пускай пока резвится! – толковала Игнатьевна.

      – Мамушка! Это ведь скучно – богатыми быть! – весело говорила Паша при таких замечаниях мамушки.

      Степанида молчала. Она обдумывала всегда все слышанное; а от мамушки многое приходилось ей узнавать. Она запоминала ее рассказы о людях и усвоила себе ее понятия о жизни.

      Но что же могла усвоить она? Какие понятия о жизни? Дело в том, что, несмотря на простоту Игнатьевны, из слов ее поняла Степанида всю женскую долю того времени и не считала себя свободной, несмотря на свой юный возраст. Бродя с сестрой по лесу, она предостерегала ее своею ранней мудростию.

      – Что бросаешься из стороны в сторону, словно птица небесная? – останавливала она сестру.

      – Так веселее, вдвое больше избегаешь и высмотришь! – отвечала она.

      – Тебе не привыкать порхать! Ты не пташка лесная, свободная! Когда-нибудь поймают и свяжут!

      – Кто посмеет? – горячо вскрикивала меньшая сестра.

      – Мало ли старших над нами, все нам приказать могут, – говорила Степанида Кирилловна, спокойно наклоняясь сорвать грибок или ягодку.

      – Скучно с тобой ходить, побегу я вперед! – восклицала сестра и исчезала, убегая по тропинке легкими ножками так быстро, что только завитки волос подпрыгивали у ней на голове.

      Старшая сестра обыкновенно, наполнив свой кузовок, возвращалась домой и шепотом сообщала мамушке, что сестра опять убежала.

      Паша между тем безостановочно бежала по лесу, выбегала на опушку и оглядывала всю окрестность, все протянувшиеся около нее