Эхо войны. Дем Михайлов

Растресканный бетонный потолок нависал над самой головой, в некоторых местах приходилось пригибаться. Темно здесь не было – через специально оставленные отверстия, проникали редкие солнечные лучи и свежий воздух. Тимофеич предусмотрел все, включая вентиляцию.

      Подхватив рюкзаки за лямки, я потащил их за собой волоком – марш бросок меня настолько вымотал, что сил не осталось. Хорошо идти недолго. Пройдя коротким коридором, я ввалился в жилую комнату и, не разуваясь, рухнул на жалобно заскрипевшую пружинами кровать. Нащупал висящую на поясе флягу и жадно к ней присосался. Мутноватая артезианская вода хлынула в пересохшую глотку и дальше, в скорчившийся от жажды желудок. Я не останавливался, пока фляга полностью не опустела. Придется сходить на толкучку в ТЦ, к продавцам воды. Оставаться без воды нельзя. Вот только подорожала водичка-то, подорожала. Если раньше за литровую флягу барыги просили две-три тюльпанные луковицы, в крайнем случае, небольшую черепаху, то теперь цены взлетели больше чем вдвое. А добычи вокруг города становилось все меньше и приходилось отходить дальше и дальше. Вчера, чтобы добыть хоть что-то съестное, мне пришлось уйти ажно к пересохшему озеру и дальше, за разрушенные корпуса водовода. А это уже серьезный риск. Правда, вернулся я не пустой.

      Вставать не хотелось категорически и, прислушавшись к ноющим мышцам, я позволил себе полежать еще немного, бездумно глядя в темный бетонный потолок. Историю возникновения нашего со стариком дома я слышал много раз и всегда поражался упорству жилистого зека, сумевшего в одиночку обустроить такую берлогу.

      О том, что под обрушившимся зданием остались свободные пустоты не знал никто – кроме старика Тимофеича. Кирпичный четырехэтажный дом был более чем преклонного возраста – его строили в семидесятых годах двадцатого века. Дом пережил месяцы сумрака, ядерную зиму и сдался лишь перед неистовой яростью пустыни. Когда перекрытия и стены не выдержали натиска ветра и песка, они сложились внутрь и похоронили под собой немало людей. Чудом уцелевшие жильцы мрачно поглядели на заносимые песком руины, покопались по краям и отправились искать новое пристанище, благо пустых домов в округе хватало.

      А Тимофеич остался. Как он потом рассказывал, ему очень уж жалко было оставлять все добро, что имелось в родной квартире. Не хлам годный лишь для любования, а инструменты, какое-никакое оружие и множество хозяйственных мелочей. Старик жил здесь больше двадцати лет, с тех пор как откинулся с зоны и осел в городе, где большая часть домов была построена руками зеков. Тимофеич принялся за раскопки, мудро рассудив, что если стены и сложились, то небольшой подвал с толстенными бетонными стенами мог и уцелеть. А в том подвале немало полезных вещей. Старик копал больше недели, борясь с постоянно осыпающимся песком и кирпичными обломками. И докопался.

      Как он рассказывал, на засыпанный колотыми кирпичами проход удалось наткнуться, когда сил почти не осталось. Сюрпризы на этом не кончились.