Город. Сборник

нелюдей о «гниющем трупе православия». Цыбашев не считал себя воцерковленным в трупе. Речь не шла о жестокости. Просто имелся предел милосердия и всепрощения…»

      Однако, несмотря на столь недвусмысленно изображенные действия главных героев «Pasternak’а», роман Михаила Елизарова – это отнюдь не инструкция для православных, предписывающая, как им нужно отстаивать свою духовность, более того – как всякое произведение, написанное под воздействием силового поля постмодернизма, роман Елизарова не лишен признаков так называемого «стёба», он грешит откровенно нарочитой демонстрацией использования матерщины и, в общем-то, отчасти «опускает» все, о чем бы ни заходил разговор на его страницах. Как заметила в своей статье на аналогичную тему «Призраки, вампиры, оборотни» Фотина Морозова («Литературная газета» № 41 за 8—14 октября 2003 года), автор как бы говорит нам: «Не принимайте меня чересчур всерьез! Ведь то, о чем я веду речь, само по себе слишком серьезно…»

      О том, что дело происходит действительно не у Проньки за столом и за каждый случайный пук надо расплачиваться не хиханьками, а своей собственной жизнью, свидетельствует сцена окружения главных героев романа воинством Pasternak’а, пугающим не столько описанием своего внешнего вида, сколько совпадением его примет с реалиями того мира, что окружает сегодня и нас с вами:

      «…По склону спускалась очередная колонна – десять рядов по пять человек. Всех отличала одинаковая бесноватость лиц.

      – Пятидесятники, – сказал Цыбашев. – Видишь, рядом с адвентистами заняли место.

      Адвентисты стояли небольшими группами по семь человек.

      – А вон те, которые закрытыми ртами воют?

      – Лжехристовы трезвенники. Чуриковцы и колосковцы.

      Они сейчас жуткую муку адова похмелья испытывают. Они умереть пришли.

      – А это физкультурники? Со свастиками на шеях…

      – Иеговисты. У них не свастики, а распятия такой формы…

      На дальнем фланге он увидел многочисленную группу в черных сутанах, возглавляемую жуткого вида слепцом, в котором Льнов узнал подстреленного им у рериховского фонда сатаниста. Отсутствие глаз не мешало ему командовать своим отрядом и найти место на склоне.

      Котловина собрала не меньше нескольких тысяч. А сколько их еще стояло там, на вершине? Они принадлежали к разным сектам, подчас враждебным друг другу. Pasternak объединил всех. Отряды не смешивались и действовали слаженно, руководимые волей крылатого демона. Может, они не видели даже своих товарищей, управляемые каждый своей индивидуальной нитью, тянущейся от сердцу к Pastoru.»

      А вот и он сам – демонический Pastor Nak, восседающий далеко на заводской трубе так, что Льнову сперва показалось, будто он сидит на перекладине электрического столба недалеко от укрывающего их от осады здания. Поняв его истинное местонахождение, он содрогнулся, подумав о гигантских размерах демона:

      «…На перекладине неподвижно сидит огромное существо. Оно