Актея – наложница императора. Хью Вестбюри

с бешенством бросился на рабов, свалил еще нескольких, когда тяжелый удар в голову, нанесенный сзади, поверг его на землю без чувств.

      Тигеллин, брошенный с крыши, сильно ударился, но кости его остались целы. Он лежал на улице, растирая ушибленные места, проклиная императора и свою неудачу, пока рабы тщетно старались схватить центуриона. Последний обернулся к нему спиной, и лежавший в тени дома Тигеллин не мог быть им замечен. Видя, как рабы валились под ударами взбешенного воина, он почувствовал облегчение и втайне надеялся, что и Нерону придется испытать силу рук, сбросивших его, как ребенка, с крыши.

      Но когда рабы уже готовы были обратиться в бегство, Тигеллин увидел недалеко от себя лом. Он быстро сообразил, что император будет более благодарен за помощь, оказанную своевременно, чем после того как получит трепку от центуриона, и, собравшись с силами, встал, схватил лом и, подкравшись сзади к центуриону, нанес ему удар по голове.

      К счастью для Тита, Тигеллин отличался скорее изобретательностью в безобразных потехах, чем физической силой. Тем не менее удар был настолько силен, что центурион лишился чувств. Рабы немедленно связали его.

      Нерон, почти протрезвевший от испуга, подошел к месту драки.

      Император сознавал, что роль его была не из славных, и, чтобы скрыть смущение, приняв вид величественного достоинства и толкнув ногой центуриона, воскликнул:

      – Он надавал мне пинков, Тигеллин. Он должен умереть!

      Тигеллин чувствовал уважение к закону: это была одна из самых замечательных черт римского характера. Совершенный бездельник, гуляка и буян – он принимал без рассуждений традиции римской администрации и преклонялся перед решением самого мелкого должностного лица. Он знал, что вытолкать из своего дома нахала не считалось уголовным преступлением, и он, который собирался бросить в реку сенатора, был смущен при мысли о беззаконном убийстве неизвестного человека на улице.

      – Он заслуживает смерти, – сказал он уклончиво.

      – И будет казнен, – прибавил Нерон.

      – Конечно, – возразил Тигеллин, – когда суд разберет его дело, то найдет его достойным смерти.

      – Суд! Дело! – закричал Нерон. – Дурак! Кто я, Цезарь или разносчик? Я тебе говорю, что он поколотил меня, и я велю его сечь, пока он не лишится чувств, а затем отрубить ему голову.

      – Мы не знаем еще, кто он такой, – отвечал Тигеллин, – торопиться, во всяком случае, ни к чему.

      – Вынесите его на свет! – крикнул Нерон рабам.

      Они тотчас вытащили центуриона на освещенное луной место.

      Император наклонился к нему и радостно воскликнул:

      – Посмотри, посмотри, благоразумнейший и осторожнейший Тигеллин!

      Любимец вгляделся в бесчувственное тело.

      – Центурион! – воскликнул он.

      – Да, центурион, – сказал Нерон, – а я император! Я сегодня же отомщу ему.

      Тигеллин знал, что Нерон как император пользовался неограниченным правом жизни