У подножия вулкана. Малькольм Лаури

на экране после перерыва.

      – Но, я вижу, вы получаете и новые фильмы. – Мсье Ляруэль (он только что отказался от места в администраторской ложе на следующий сеанс, если сеанс этот вообще состоится) не без иронии покосился на висевший за стойкой огромный крикливый рекламный плакат, где красовалась немецкая кинозвезда, которая, однако, лицом смахивала на испанку: La simpatquísima у encantadora María Landrock, notable artistа alemana que pronto habremos de ver en sensacional film[36].

      – Un momentito, señor. Con permiso…[37]

      Сеньор Бустаменте вышел, но не через ту дверь, в которую они вошли, а через боковую, с отдернутой занавеской позади стойки, сразу направо, ведущую в зрительный зал. Мсье Ляруэль со своего места мог свободно заглянуть внутрь. Из зала, словно сеанс и не прерывался, долетали влекущие звуки, гомон детей и звонкие крики разносчиков, предлагавших хрустящий картофель и всякую снедь. Просто не верилось, что зал почти опустел. Приблудные псы черными пятнами маячили меж рядов. Зал был освещен, правда довольно тускло: лампы изливали с потолка мутноватое, изжелта-красное мерцающее зарево. На экране, по которому тянулось бесконечное факельное шествие теней, застыла едва различимая, диковинно перевернутая надпись с извинением за прерванное «зрелищное мероприятие»; в администраторской ложе какие-то трое мужчин прикурили от одной спички. За последними рядами, где в отраженном свете брезжила надпись «Salida»[38] над дверью, он разглядел сеньора Бустаменте, который поспешно шел к себе в кабинет. На улице гремел гром и хлестал дождь. Мсье Ляруэль потягивал разбавленную водой анисовую настойку и ощутил сперва болезненный озноб в желудке, а потом тошноту. Собственно говоря, это вовсе не похоже на абсент. Правда, усталость исчезла, ему захотелось есть. Уже семь часов. Но они с Вихилем, вероятно, пообедают позже в «Гамбринусе» или у Чарли. Он выбрал на блюдце дольку лимона и посасывал ее в задумчивости, разглядывая календарь, который висел за стойкой рядом с портретом загадочной Марии Ландрок и был украшен изображением встречи Кортеса и Монтесумы в Тенохтитлане: El último Emperador Azteca, – гласила надпись внизу, – Moctezuma у Hernan Cortes representativo de la raza hispana, quedan frente a frente: dos razas у dos civilizaciones que habían llegado a un alto grado de perfeccíon se mezclan para integrar el núcleo de nuestra nacionalidad actual[39]. А сеньор Бустаменте уже возвращался, пробираясь сквозь толчею перед занавеской и подняв над головой книгу…

      Мсье Ляруэль с мучительным чувством долго вертел книгу в руках. Потом положил ее перед собой и отхлебнул анисовки.

      – Bueno, muchas gracias, señor[40], – сказал он.

      – De nada[41], – отозвался сеньор Бустаменте, понизив голос; он махнул рукой стремительно, как бы охватывая этим жестом и важного бревноподобного официанта, приближавшегося к ним с подносом, на котором высилась гора шоколадных конфет. – Не припомню, как много прошло, два года или три это aquí[42].

      Мсье Ляруэль еще раз взглянул на титульный лист книги, лежавшей перед ним, и закрыл ее. Над головами у них барабанил по крыше дождь. Полтора года назад дал ему консул почитать этот замусоленный коричневый томик елизаветинских пьес. К тому времени минуло уже месяцев пять, как Джеффри с Ивонной расстались. А вернуться ей предстояло через

36

Прелестнейшая и очаровательная Мария Ландрок, знаменитая немецкая актриса, которую мы вскоре увидим в поистине сенсационном фильме (исп.).

37

Минутку, сеньор. С вашего позволения… (исп.)

38

Выход (исп.).

39

Последний вождь ацтеков Монтесума и Эрнан Кортес, представитель испанцев, встретились лицом к лицу: два народа и две цивилизации, которые достигли высшего совершенства, слились, дабы образовать ядро нашей современной нации (исп.).

40

Хорошо, сеньор, большое спасибо (исп.).

41

Не за что (исп.).

42

Здесь (исп.).