Далеко на квадратной Земле. Константин Костенко

в конце жизни переселяются кролики.

      – Не знаю, это никому не известно.

      – То есть это почти то же самое, что подать на размен, а потом ждать, когда переедешь, сам не зная куда?

      – Возможно. Бросить всё и уехать. В другой город или на другую планету. Которую никто никогда не видел.

      – Почему её никто не видел?

      – Потому что она далеко.

      – Насколько далеко?

      – Намного. Думаю, она круглая.

      – Но таких планет не бывает.

      – Почему же. Там живут другие существа. Сначала они все кролики, а затем переселяются туда и становятся другими.

      – Тебе не страшно?

      – Немножечко. Но чем старее становишься, Анюта, тем сильнее устаёшь от жизни. Хочется чего-нибудь свеженького.

      – Не понимаю, как можно устать жить. Прыгай, веселись!.. Здесь же столько всего забавного!

      – У меня ревматизм. Прыгать мне не рекомендовано врачом. Вот когда перемещусь туда, откуда никто не возвращался, возможно, там и поскачу. Обрету вторую молодость. Запомни на будущее, Аня: если прожил жизнь с добрым сердцем и никому не делал слишком больших пакостей, то уходить легко. Знаешь, что всё сделал правильно, и тебе не стыдно.

      – А тебе стыдно?

      – Немножко.

      – Почему? Ты делал пакости?

      – Жизнь слишком долгая и сложная, невозможно не делать ошибок. Но пока есть время, я могу кое-что исправить. С кем поругался – извинюсь, что поломал – починю. Ты ведь простишь меня, если я что-то сделал не так?

      – Конечно, я не помню зла. Так учил меня папа.

      – Твой папа, конечно, дурачок. Мне всегда хотелось, чтобы он вырос полицейским. Мужественная профессия. Но как человек он, несомненно, добр. Слушай его. И маму тоже слушай.

      В том же году у меня родился братик Виталик. Я поглядела на его слепые глаза и сказала ему, как когда-то мама:

      – Не бойся, – сказала я. – Жизнь – сложная, так говорит наш с тобой дедуля. Но ты не волнуйся. Твоя семья рядом.

      А в 3150 году я впервые отправилась в школу. Там нас усадили за парты и стали рассказывать, какие знания мы приобретём. Но в середине урока ворвался директор Эдуард Моисеевич и, подняв от возмущения шерсть дыбом, потребовал ответить: кто принёс в школу ворону! Мы растерялись, потому что никто ворону не приносил. Во всяком случае, не наш класс. Но Эдуард Моисеевич не хотел слушать, сердился и всё время повторял, что ворона не могла влететь сама, все окна в школе заперты, он проверял. Значит, кто-то нарочно притащил её, чтобы она устроила здесь беспорядок. Тогда я поднялась и сказала:

      – Господин директор, – как можно уверенней сказала я, – почему вы не верите ученикам? Пришли работать в школу, а сами не верите. Вам же сказали: ворону никто не приносил. А если и принёс, то, может быть, хотел поместить её в живой уголок, но вы сейчас так раскричались, что даже тот, кто принёс, боится в этом сознаться.

      – В самом деле! – спохватилась Марья Андреевна. – Живой уголок! Он у нас в кабинете биологии. Ребята позавчера принесли туда ворону. Видимо,