Снег, газ и стальные трубы. Анатолий Марченко-Калашников

одна мысль: как бы не попасться за столь благородным занятием на глаза кому-нибудь из друзей – молодых специалистов. Не поймут ведь, смеяться будут. Слава богу, был разгар рабочего дня и друзья праздно по заводу не болтались, а занимались не менее важными, чем Юра, делами.

      После смены Юра, перетаскавший тонны железа и уставший как собака, зашел в свою конторку, устало сел на стул и с удовольствием закурил. Наконец-то можно было спокойно отдохнуть и никуда не спешить, не хотелось даже идти домой. Хотелось только вот так сидеть на стуле и ни о чем не думать.

      Как это «никуда не спешить»? Юра вспомнил, что у Эрмитажа через сорок минут его ждет Маринка! Он быстро вскочил, кое-как смыл с себя грязь, переоделся, почти выбежал через заводскую проходную и, к великому своему счастью, поймал удачно подвернувшееся такси. Опаздывать было нельзя. Они с Маринкой договорились почти неделю назад посмотреть выставку импрессионистов.

      В такси, удобно устроившись на сиденье, Юра чуть не уснул от усталости.

      Маринка уже ждала у входа в Эрмитаж. В этот день она была удивительно красива. Ее темные густые волосы были уложены в какую-то новую замысловатую прическу, в глазах, как всегда, играли искорки смеха, а на губах при виде Юры появилась легкая ироничная улыбка. Маринка покачала головой и показала на часы.

      – Привет, – сказала она.

      – Привет. Тебя сегодня не узнать.

      – Зато ты в своем репертуаре, – усмехнулась Маринка.

      – Извини, но я опоздал всего на семь минут.

      – Я не об этом.

      Она достала из сумочки зеркало и протянула его Юре. Юра, ничего не понимая, посмотрел на свое отражение и слабо охнул. Через весь лоб тянулись четыре черные полосы – отпечатки его грязных пальцев. Он вспомнил, что в конце рабочего дня вступил в какой-то спор с начальником цеха и машинально вытер ладонью лоб, а после работы с заготовками рука была не очень стерильной. Грязь с маслом холодной водой смывалась плохо, да и спешил он очень. То-то таксист ухмылялся, когда Юра выходил из машины.

      Юра достал носовой платок и смущенно стал вытирать лоб.

      – Пойдем, – заторопила его Маринка. – Эрмитаж через два часа закрывается.

      Юра согласно кивнул и побрел в кассу.

      Они не спеша пошли по залам. Маринка что-то щебетала о своих подругах и проблемах, а Юра пытался сосредоточиться и переключиться на искусство. После напряженного, всего на нервах трудового дня, после грязи старого, доживающего последние свои дни цеха, после воя и грохота станков золото, белая краска, блестящий паркет и тишина Эрмитажа воспринимались плохо. Это был совершенно иной мир, и к встрече с ним нужно было готовиться. Юра не мог так быстро перестроиться.

      Они вошли в залы, где висели картины импрессионистов. Маринка стала что-то говорить о картинах, Юра пытался ее слушать, но смысл до него доходил тяжело. Он старался, делал над собой героические усилия, но получалось плохо. В одном из залов он внезапно поймал себя на мысли, что ему больше всего на свете