Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец. Виктор Поротников

к тишине:

      – Никого уговаривать не стану, ибо это дело совести каждого. Верно сказано: грехи можно и в монастыре замолить, неча ради этого за тридевять земель топать. Поэтому думайте три дня, кто надумает в дружину мою вступить, пусть опять сюда приходит. Вместе дадим обет в Софийском соборе – и в дорогу. Господь укажет нам верный путь!

      Среди своих ушкуйников Василий заметил дружинника Худиона. Тот не кричал, не спорил, стоял смирно в сторонке.

      «Уж не соглядатай ли?» – промелькнуло в голове у Василия.

      Но оказалось, и Худион собрался идти в Святую землю.

      – Да велики ли у тебя грехи? – улыбнулся Василий, выслушав дружинника.

      – Велики-невелики, а есть, – сказал Худион. – Через три дня снова сюда приду.

      Недолго шумела толпа на дворе у Василия Буслаева, вскоре разошлись молодцы по домам. Остались во дворе лишь двое. Пересмета и старичок с суковатой палкой в руке. Этим двоим идти было некуда.

      – Все равно я намертво решил двигать в Святую землю, – сказал Василию Пересмета, – а посему дозволь у тебя остановиться. Работы я не боюсь, ночевать могу и на конюшне.

      Василий велел Анфиске приодеть гостя и поселить его в одной светлице с побратимами.

      Что делать со старичком, Василий не знал. Для начала пригласил его отобедать у себя в доме. За столом и разговорились.

      – Как звать-величать тебя, дедушка? – спросил Василий.

      – Прозвищ-то у меня много, – ответил дед, – но в крещении я наречен Пахомом.

      – Неужто, дедуня, и ты в крестовый поход собрался? – полюбопытствовал Потаня.

      – Собрался, милок.

      – Не по силам тебе это, дедушка, – вставил Фома. – Годов-то, чай, много уже?

      – Восьмой десяток ломаю.

      – На печи бы сидел, чем куда-то идти, – сказал Домаш.

      – Эх, соколики! – вздохнул старичок и вытянул вперед свои заскорузлые ладони. – Знали бы вы, сколько душ безвинных этими вот руками загублено. Разбойничал я всю свою жизнь, грабил и убивал. К старости занемог и оставил это дело. Построил дом, женился, детей заимел. Жил небедно. Токмо счастья все равно не было. Один за другим умерли детки мои, потом и супруга в мир иной отошла.

      Понял я, что наказует меня Бог за грехи мои тяжкие, и решил искупить злодеяния свои благими делами. Добро награбленное монастырю пожаловал, дом беднякам подарил, коров и лошадей даром раздал всем желающим. Взял палку, котомку и отправился в Печерскую обитель.

      Самому игумену во всем покаялся, просил позволения остаться при монастыре свой век доживать. Сжалился надо мной игумен, позволил с братией жить. Молился я денно и нощно ради спасения души своей, но все без толку. Чуть не каждую ночь бесы в келью мою стучались, дразнили меня, а в дни поминовения усопших души убиенных мною так толпой за мной и ходили.

      Поседел я весь от страха. Надумал схоронить кости тех, кого без погребения в лесу лежать когда-то оставил. Хоть и стар я, но места, где разбойничал, помню хорошо.

      Родом я из Ладоги. В тех краях и промышлял ножом да топориком. За три года кости шестнадцати человек я похоронил и кресты на могилах тех