Страна отношений. Записки неугомонного. Рунов Владимир Викторович

часть года в этих местах не солнце греет, как сейчас, а лютуют свирепые забайкальские морозы. Можно, конечно, удивляться директивной изобретательности социалистического зодчества, сумевшей создать архитектуру, не оставляющую никаких сомнений, что именно тут расположена столица знаменитой российской каторги. Если согласиться с утверждением, что архитектура – это застывшая музыка, то далее похоронного марша фантазий не хватает.

      Несомненно, именно от гонимого ими царского режима большевики переняли месторасположение самых известных отечественных острогов и продвинули их значимость в жизни народа до массовых сердечных судорог. Лучше и не придумаешь! Вслушайтесь в кандальную «мелодию» только одних названий: Нерчинск, Сретенск, Балей, Петровск-Забайкальский, Кокуй, Хапчеранга. В каждой «ноте» звучит далекий отзвук Дворцовой площади и Петропавловской крепости. Без малого двести лет пролетело, как государь-император Николай I определил эти места для охлаждения вольнодумствующих и строптивых, а «во глубине сибирских руд» по сию пору ничего не изменилось. Все так же приходится уповать «на гордое терпение». Вот только «терпил» стало в тысячи раз больше.

      Я думаю, что на белом свете не так много мест более страшных, чем российская каторга. Мест, где социальные «недуги» (любого, кстати, общества: царизма, социализма, демократии) лечили, лечат и, скорее всего, будут лечить не столько лишением свободы, сколько разнузданным и поощряемым властью уничтожением личности через ее крайнее унижение и ничем не ограниченным изобретательным скотством.

      Все мои посещения подобных заведений (слава Богу, только в качестве профессионального созерцателя) заканчивались всегда ощущением непроходящего ужаса и мучительными размышлениями – как это возможно в стране, где уже были Спас на Нерли и Эрмитаж.

      Кинорежиссер Сергей Мирошниченко снял документальную ленту «Русский крест», посвященную великому актеру Георгию Жженову, по велению «вождя народов» отсидевшему лучшие годы в свирепых северных лагерях. Мирошниченко провез Жженова по местам, где тот «тянул срок», и что удивительно, народный артист СССР, награжденный двумя орденами Ленина и почти всеми степенями «За заслуги перед Отечеством», любимец публики, создавший образы боевых генералов, утонченных аристократов, благородных милиционеров и проницательных следователей, как только вновь приблизился к «шконке», сразу превратился во «фраера мутной воды», со взглядом исподлобья и хрипучим жаргоном, где в одном слове пять смыслов. Он давным-давно не в зоне, да вот зона никак не хочет уходить из него.

      Ленинградский профессор Самойленко написал когда-то книгу «Тринадцатая экспедиция», где поведал о своей беде. Известный ученый и руководитель крупных этнографических коллективов попал под суд за какие-то бухгалтерские проделки. Чтобы не пропасть от тоски и униженности, принял решение, что это очередная командировка в неизведанную этнографическую среду, и занялся там научными наблюдениями, о которых знал только он один. Иначе смерть, и неважно