Страна отношений. Записки неугомонного. Рунов Владимир Викторович

результативным организатором, что на фоне тогдашней приватизационной растащиловки и алчного аферизма создало ему покровительство Президента и симпатии москвичей.

      Хотя, я думаю, та лужковская дерзость, что взбудоражила депутатов, кому надо, все-таки запомнилась. Может быть, не столько сама дерзость, сколько способность к ней. Эти вещи в обстановке всеобщей захребетности хорошо откладываются в пульсирующей подкорке, особенно у тех, кто, прищурив очи, привык отслеживать поведение близкого окружения, тайно оценивая предрасположенность к коварству и двурушничеству, подозревая в этом, как правило, совсем не тех. Наша история дает немало тому примеров.

      Картина маслом

      Вот один из них эпохи послесталинского передела власти. Никита Сергеевич Хрущёв, благодаря министру обороны Жукову удержавшийся тогда в должности главы государства, сразу усвоил опасность предупреждения, коим маршал Победы угомонил вошедших в раж Никитиных противников.

      – Учтите! – сказал тот Молотову и компании, интриганам ещё тем. – Если вы рассчитываете на армию, то зря – без моей команды ни один танк из расположения не выйдет!

      Этого стало достаточно, чтобы Никита Сергеевич не только удержался на высшем государственном троне, но и разогнал, наконец, к всеобщей радости, сталинских соратников по дальним захолустьям: Булганина – в Ставрополь, Маленкова – в Усть-Каменогорск, Шепилова – в Киргизию, Кагановича – на Урал, а Молотова – так вообще в Монголию.

      Нетрудно догадаться, достаточно было короткой команды Жукова в пользу «антипартийной группы» (так наименовал недругов Хрущёв), и полетел бы «стойкий ленинец» ясным соколом кто знает куда подальше, чем город Асбест, насквозь пронизанный колючей зловредной пылью.

      Там, на студеном Урале, самом что ни на есть пронзительном гулаговском месте, в должности директора горно-обогатительного комбината и завершил бурную трудовую биографию грозный Лазарь, переживший в конце концов всех партийных и антипартийных. Лишь пару лет не дотянул Каганович до векового юбилея, установив абсолютный рекорд долгожительства среди тех, кто вознесся на заоблачные вершины советской власти (член Политбюро, и притом много лет). Какой-то секрет, видимо, знал, если несмотря на серьезные житейские передряги, уберег себя от инфарктов, инсультов, самых продуктивных недругов величественных старцев, цеплявшихся за власть, как дьявол за торбу.

      Дорого обошлась та товарищеская услуга броненосному Георгию Константиновичу. Хрущёв быстро просчитал варианты и сделал выводы в отношении уж слишком «танкоопасного» соратника. Через полгода, расслабив сурового полководца публичными фимиамами и наградными благостями (членство в том же Политбюро, четвертая Золотая звезда на мундир), нанес удар с коварством камышового кота, упруго выскочившего из плавневых зарослей.

      Опять на Пленуме ЦК, после суточной «артподготовки», обвинив маршала в бонапартизме и стремлении подмять армейские политорганы, умело