Пастель для Галатеи. Кинороман. Дневники 90-х. Сергей Е. Динов

последовала на выход за своим предводителем.

      Чужие люди, как раз, всё, что им было нужно, с благодарностью услышали. Сценарист проходил в тот момент, развернувшись спиной, мимо невероятной тройки приезжих, делая вид, что рассматривает надписи соседних надгробий.

      – Сотня Галатей?! – хмыкнул на прощание «спортсмен» во след коллеге по путешествиям.

      – Сто четырнадцать, – ответил худой в шляпе, – если уж быть совсем точным.

      – Сотня Галатей! – восхитился Сценарист неожиданному историческому ракурсу, предложенному свободными путешественниками.

      Но это уже была совсем другая история, хотя и с подтекстом для киноромана «ПАСТЕЛЬ ДЛЯ ГАЛАТЕИ».

      Мука

      …Офицер оборачивался в гневе.

      – Я никогда не бил женщин! А ЕЕ ударил!

      У костра качались качели из креста,

      без детей…

      – Шашкой – раз! – восторгались Дети. – А ОНА умерла? А ЕЙ больно?

      ОНА не заметила, – успокаивали родители.

      …Крест расколотили обратно. В доски.

      Киносценарий «Простое число»,

      Надежда КОЖУШАНАЯ. 13.01.97г.

      В городе революций девяностые годы прошлого столетия подобрали каменные лапы, вставая на дыбы.

      Петербург по вековому расписанию завешивали на ночь серым покрывалом мороси.

      Мерзкими лохмотьями опадала с неба сырость. Черный город, дворняга с благородным, кровавым прошлым, свернулся клубком у Невы, ощетинился антеннами, топорщился шерстью крыш старинных домов, вздрагивал от порывов стылого ветра с Финского залива. На веревках проводов беспокойно моталось стираное белье рекламных растяжек, дребезжали жестянки дорожных знаков. Тяжело сминалась свинцовыми складками Нева. Вдоль гранитной набережной тянулась унылая, выцветшая картонная декорация дворцовых фасадов, торчали безжизненные букеты фонарных столбов. Тревожно перемигивались желтые светофоры на перекрестках. Разбегались по своим ночным приютам последние прохожие. Прошмыгивали редкие автомобили. Город затихал, укладывался спать. Город пустел. Наступало ирреальное состояние «белых» ночей, когда закат застывал в студенистой бледности, и незаметно превращался в блеклое утро. Шевеление людского муравейника на городских улицах и проспектах замирало и тут же начиналось заново.

      К вечеру грустный город вновь хмурился низкими тучами, мрачнел, томился без парадного освещения. Новый мэр экономил электричество. Шпиль Петропавловской крепости осиротел без Ангела, черной иглой раздирал нависающую над городом тяжелую, грязную, промозглую вату. «Белые» ночи зависали над городом серыми простынями.

      Романтичное явление просветленных ночей коренные петербуржцы не замечали.

      Время тянулось тягостной, беспросветной и безрадостной резиной.

      В городе Петра накануне прорвало метро, затопило «Площадь мужества». Петербуржцы выживали, воспитанные на мужестве блокадников,