Сны спящей красавицы. Принцип матрёшки. Маргарита Сосницкая

О, она хорошо знала, что такое прощать дежурныевлюбленности неутомимого дамского угодника Варфоломея Елизаровича. Она сама, вернее, судьба её, была плодом этого дамского угодничества. Страшное оружие – дамское угодничество: поливальный шланг, если оно направлено на тебя, как на цветник, ты распускаешься всеми цветами, и вянешь, если струя его переметнулась на соседнюю клумбу. Конечно, и другим цвесть надо. Но и её цветник нельзя забывать полить! А он забывал. Эта забывчивость превращалась в тиранство. А Елизавета Сергеевна, Лиза Колокольцева, прима балерина столичного театра, пожертвовала для Туркова-Изломина всем: аплодисментами, обожанием поклонников, корзинами цветов в гримёрной, сценой, наконец, молодостью, красотой, балетом!!! Нарожала ему, потёртому ловеласу, детей, он не мог на ней не жениться; впрочем, он сам того искал, какие безумства только ни творил ради того, чтоб она не отталкивала его балетной ножкой, а приковал к пелёнкам, загонял от тазика до кастрюльки и стал засматриваться на дебютанток. О-о-о! Но в последние годы Турков-Изломин сдал, обрюзг, остепенился, к женщинам будто остыл, и Елизавета Сергеевна стала забывать свои терзания. Но сколько волка ни корми, он в лёс, матёрый зверь, смотрит. А вышла из лесу вот такая Элена, и бес в ребро!

      Началось застолье.

      Все члены семейства выказывали всевозможные знаки почтения Варфоломею Елизаровичу, он принимал их с ворчливым благодушием на грани между небрежностью и безразличием. Но пусть посмел бы кто не выказать этого почтения, ужо узнал бы удар молнии громовержца. Особенно усердствовал в выказывании чувств сын Туркова-Истомина, тоже Турков-Истомин, но уже Сергей Вафоломеевич, крупный розовощекий мужчина с короткой окладистой светло-русой бородой. Он-то и поднял первый тост, конечно, не за виновницу торжества, милого ангела-малютку, а за праотца семейства Варфоломея Елизаровича, ну, и соответственно Елизавету Сергеевну. Второй тост был за малютку, но сколько говорилось о том, что трудами деда ей проложена дорога в будущее, устланная пурпурной дорожкой. А Варфоломей Елизарович всё слушал, да ел, да ещё на Элену поглядывал, впрочем, и пил, не пропуская ни одного тоста, до дна. Век живи, век себя не познаешь. Знал ли он, что и в свои восемь десятков он будет таким же мальчишкой, как когда ещё молоко на губах не обсохло?! Да, твердили о том все классики, о, как на склоне наших лет мы любим,… и любви все возрасты покорны,… но то у них, а вот, оказывается и у него, у Варфоломея Елизаровича! И как бы он узнал о том, не доживи до этих благословенных восьми десятков!

      Но тут произошло непоправимое. Сергей Варфоломеевич, украдкой бросавший туманные взгляды на Элену с другого конца стола, поставил пластинку, и под первые аккорды забытого танго пригласил Элену танцевать.

      Варфоломей Елизарович чуть не поперхнулся. Как?! Покусился на его добычу? Да как смел?? Да кто таков??! Эдип!!!

      Он встал, громыхнув стулом, но грохота за звуками танго никто не услышал.