Лучше лизнуть, чем гавкнуть (сборник). Александр Лядов

всегда было скептическое отношение, эдакое чувство превосходства. («Сидят девочки и мальчики, рисуют на кульманах карандашиками».)

      Я исключением не был. И только когда начал осваивать эту профессию, понял, как ошибался. Прошёл не один год, пока пришла уверенность. Совсем не юноши и девушки, а зрелые, высокообразованные, талантливые, умные специалисты создавали проекты заводов, объектов различного профиля и назначения. По этим проектам строилось всё – от детских садиков до космодрома Байконур.

      В нашем институте я общался с таким количеством эрудированных, грамотных, напористых и уступчивых, неприятных и благожелательных, скрытных, остроумных и многознающих людей, что порой начинал сомневаться в своих возможностях руководить этим коллективом, хоть и имел неплохой производственный опыт.

      Одним из ярких коллег, который на первых шагах поддерживал меня своими советами и жёстко критиковал при неудачах, был Лев Борисович Штейн. Я обратил на него внимание, когда в первые же дни работы увидел в коридоре группу мужчин и женщин, окруживших стоящего в центре человека. Небольшого роста, пожилой мужчина с чёрными, нет – очень чёрными, излучающими какую-то колоссальную энергию глазами, с приплюснутым, искривлённым носом и словно помятыми ушами, с тёмными, тронутыми сединой волосами энергично и громко что-то разъяснял.

      Когда я подошёл ближе, то услышал следующий пассаж:

      – Зачем вы мне рассказываете, что перед вами стоят вопросы? Вопросы надо ре-шать! А стоять должен х** (простите, но из этой песни слов не хочется выбрасывать)!

      Лев Борисович в выражениях не стеснялся. Сознаюсь, я имел немалый запас ненормативной лексики, но он жил несколькими этажами выше.

      В этом я убедился, познакомившись с ним поближе, так как наши кабинеты оказались рядом, и его могучий голос слышен был всегда при разговорах по телефону или производственных разборках.

      – Лев Борисович, почему вы говорите так громко и так эффектно материтесь? – спросил я у него, когда наше общение стало более тесным. Мы часто общались, короче – прониклись друг к другу.

      Он внимательно посмотрел на меня, потом на часы и после длинной паузы изрёк:

      – Заканчивается рабочий день. На такие «умные» вопросы я могу отвечать только за бутылкой коньяка высшего качества и выдержки с соответствующим закусоном. Если ты готов выполнить это техническое задание, то в твоём распоряжении тридцать пять минут и гастроном напротив. Только при таких условиях я тебе поведаю «яркую» историю своей неполноценности…

      – Засекайте время. Я как спринтер. Мигом.

      От других я слышал о нём разные истории, случаи из жизни, эпизоды биографии, что любил выпить. Но также я знал и то, что руководство самыми сложными проектами поручалось Штейну. А тут он сам предложил поговорить. Через полчаса на столе стояли коньяк, закуска, дверь изнутри была заперта на ключ, и первые порции налиты в стаканы.

      – Лев Борисович, вам слово.

      Тяжёлый вздох. Он держал в руках стакан, некоторое смотрел на него и вот медленно сказал:

      – У меня тост постоянный: чтоб мы здоровы