Ночь богов. Книга 2: Тропы незримых. Елизавета Дворецкая

в братчину. Им с трудом расчистили место: Ратиславичи, подогретые вчерашними волнениями, все набились сюда: до смерти хотелось знать, что за гости и с чем прибыли.

      Пока хазары, при посредничестве толмача (которого на самом деле звали не Налим, а Алим, что значит «ученый»), снова рассказывали, кто они и откуда, в братчину вошел Хортомил и протолкался к Лютомеру.

      – Нет ее нигде, – чуть слышно шепнул он прямо в ухо вожаку. – С утра никто не видел. Бабы говорят, то ли в лес к родне пошла, то ли за травами.

      – Поезжай со своими к Просиму, – шепнул в ответ Лютомер. – Если там, привезите. Не захотят отдавать – все равно берите, с мужиками потом разберемся.

      Он не удивился тому, что хитрой девки нет в Ратиславле. Даже если бы ее черное дело сладилось, без разбирательств не обошлось бы и ее участие так или иначе выплыло бы наружу. А она, в отличие от любимой княжеской жены, рассчитывать на снисхождение никак не смогла бы.

      Хортомил коротко кивнул и вышел, взглядом позвав за собой шестерых парней своего десятка.

      – Сестрич твой, стало быть? – расспрашивал тем временем князь Вершина старшего из гостей.

      – Истинно так, бек, – отвечал тот, почтительно кляняясь. – Это сын моей покойной сестры и ее мужа, отважного и доблестного Туганаша!

      – Сын сестры – все равно что свой сын! Что же ты за сыном так худо смотришь? Сам вроде человек неглупый, знаешь, как на чужой земле себя вести надобно, чтобы хозяев не обидеть и себя под беду не подвести. А он вон что удумал!

      – Я с трудом могу поверить своим ушам, бек! Еще когда твой старший сын, доблестный Ла… доблестный и отважный воин, – не вспомнив сразу славянское имя, Арсаман почтительно указал на Лютомера, – рассказал мне об этом, я подумал, что мой бедный раб перепутал славянские слова! Мой племянник разбойничал, похищал чужих женщин! Я умоляю тебя о милости: прикажи привести его сюда и допроси, чтобы и ты, и я услышали, как же все это вышло! Ведь ты еще не приказывал казнить его, он еще жив?

      – Жив покуда! – Князь Вершина усмехнулся, видя отчетливый страх в глазах богатого купца, роскошный желтый кафтан которого внушал ему зависть, мало подобающую мужчине. – Богоня, распорядись!

      Богомер сделал знак мужчинам, и те вскоре привели вчерашнего пленника, со связанными за спиной руками. Вид у него теперь был помятый и осунувшийся, но такой же гордый и непримиримый.

      – Вы его там хоть кормили? – осведомился князь Вершина, окинув пленника взглядом. – Что-то он еле на ногах стоит.

      – Кормили, да, говорят, не жрали ничего – ни он, ни другие, – доложили ему.

      – А что им давали?

      – Рыбы давали. Не хлеб же на этих образин тратить, самим нет!

      – Они не взяли бы хлеб! – сказала Замила. – Им вера запрещает принимать пищу, приготовленную руками неверных, то есть всех остальных!

      – Ну, было бы предложено! – Борелют развел руками.

      Увидев своего вуя, пленник переменился в лице. На лице Арсамана отразились сложные чувства: и облегчение, и досада. Глядя