Ночь богов. Книга 2: Тропы незримых. Елизавета Дворецкая

гнева возле Ратиславля, а большухи каждая у себя в веси перед началом жатвы выливали криночку молока в реку или на край поля и приговаривали, низко кланяясь:

      – Пронеси, Перун, тучу молоком!

      В лесу, под тенью ветвей и во влаге близкого болота, жара не так ощущалась, но тоже было душно. Лютава с самого утра бродила, собирая чернику деревянной гребенкой, и лукошко уже наполнилось. Полотняная петля натерла плечо, и Лютава присела на поваленное дерево отдохнуть.

      Где-то здесь к опушке выходит самый дальний клин зарода Гореничей, иногда и в лесу слышно, как у них жницы поют на поле. Но сейчас вместо пения изредка доносились легкие повизгивания – должно быть, в полдень женщины ушли к реке, передохнуть и освежиться. Лютава посмотрела на небо сквозь вершины сосен – и правда полдень.

      Поднявшись, она пошла к реке. Хватит на сегодня черники. Повидаться с Гореничами, узнать, как у них дела – и домой, в Варгу.

      Лютава вышла к берегу и почти сразу увидела за кустами полянку, где отдыхали женщины Гореничей. Под кустом сидела сама Новожитиха – старшая жена старейшины, большуха, как это называется. Возле нее устроилась Налетиха – молодая жена младшего сына. Гореничи нуждались в рабочих руках, поэтому Налету удалось пробыть в бойниках всего три года. Прошлой осенью родичи затребовали его назад и сразу женили. Теперь шестнадцатилетняя молодуха ходила беременной в первый раз, на что указывала ее кика без рогов, а только с маленьким возвышением надо лбом. Но спелая нива ждать не будет, поэтому на жатву выходят все, кроме той, что сегодня «исполняет урок» по дому, то есть прибирает, готовит еду и присматривает за малыми детьми. Гореничи – род многочисленный, у них «на уроке» бабка Новожитиха обычно оставляет двух, а то и трех, иначе со всеми делами не совладать.

      Остальные расположились поближе к воде. Купаться после Перунова дня уже нельзя, но девушки, подобрав рубахи, заходили в воду по колено, умывались, некоторые обтирались намоченным концом полотенца, смывая соленый пот. Иные женщины сняли повои, пока никто чужой не видит, чтобы немного проветрить голову. Волхва Росомана, принадежавшая к роду Гореничей, распустила волосы, стоя по колено в воде, и казалась похожей на берегиню – не слишком юную, но прекрасную зрелой женской красотой, которой еще далеко до увядания. Ее старшая дочка, восьмилетняя Нежанка, бегала по мелководью с тремя другими девчонками – сестры били по воде ладошками, окатывали друг друга брызгами, визжа и хохоча.

      Лютава вышла на поляну и поклонилась сразу всем, опустила на траву корзину с черникой, помахала рукой:

      – Здоровы будьте, Гореничи! Чтоб вам с легкой руки куль муки! – добавила она одно из обычных пожеланий во время жатвы.

      – Ох, здравствуй, волчья мать! – Новожитиха с трудом поднялась и поклонилась.

      Хоть Лютава годилась ей во внучки, но она, старшая дочь князя Вершины, Маренина волхва и покровительница бойницкого братства, заслуживала того, чтобы даже старухи кланялись ей, вставая. На поясе Лютавы висела узкая полоска волчьего меха – знак того, что она прошла «посвящение волка», достигла той высокой и редкой степени отличия, после которой человек пробуждает в себе память предков и обретает способность к оборотничеству. Лютава прошла это посвящение совсем недавно, в конце этой весны, и еще ни разу не бегала на четырех ногах, но надеялась, что наступившей зимой Лютомер научит ее и этому.

      – Садись, мать! – Лютава усадила ее обратно и сама села рядом на траву. Сняв белую косынку, которой повязывала голову от всякого лесного мусора, она вытерла ею лоб, потом приподняла тяжелую косу и обтерла сзади шею. – Ох, жара какая! На Грозовой неделе и то такого не было.

      – Пронеси Перун тучу молоком! – тут же откликнулась старуха. Само упоминание грозы сейчас пугало.

      – Ну, как у вас? – спросила Налетиха. – По Велетеню нашему не скучаете?

      – Как он у вас? – Лютава улыбнулась. – Привык?

      – Вроде привыкает.

      В Перунов день сразу шестеро бойников простились с товарищами и ушли в свои роды, и шестнадцатилетний Велетень из рода Гореничей был одним из них. Лютава сама разорвала их связь с Варгой – сняла рубашки и головные повязки с родовыми знаками, бросила в огонь, прогнала бывших «волков» через реку – чтобы текущая вода смыла с них прошлое и позволила родиться заново. А потом вывела на тропу к людям. А там, в кузницах родных весей, их ждали старейшины, чтобы в древнейшем святлище Сварога и Перуна дать им в руки молот и вернуть в общество мужчин.

      – Осенью, поди, за невестой хочет ехать? – Лютава улыбнулась. Еще в Ярилин день она заметила, что Велетень весь день ходил вместе с Дароней из Переломичей и все говорил ей что-то. Видно, договорился! – Ваши-то все рано женятся.

      – Есть такое дело, – заговорщицки шепнула Налетиха, прикрывая рот рукой и оглядываясь. О таком деле, как сватовство, говорить надо с опаской – а то еще подслушают и сглазят.

      – Да ничего, у вас не опустеет! – сказала Новожитиха. – Под зиму новых волчат к вам пригоним. Заменку отдадим, Лугату и Лосятку. Подросли, мы и не заметили как.

      – Пригоняйте, место есть. – Лютава