Механизмы социализации личности в условиях постиндустриализма. Монография. А. И. Матвеева

К. Касьянова написала книгу под названием «О русском национальном характере» (1994), в котором изобразила русского человека как весьма бестолкового и неорганизованного работника с довольно низкими запросами и самооценкой. Вряд ли такой вывод справедлив, тем более что он сделан: 1) на основе чужого, инокультурного (иностранного) теста, не отражающего особенности духовного мира и трудового потенциала именно русского человека; 2) на основе неструктурированного анализа, не учитывающего специфическую иерархию конкретных характеристик в структуре национальных типов личностного потенциала.

      По нашему мнению, личностный потенциал как возможность предполагает не самоуничтожение или разрушение человека, а его развитие и совершенствование. Именно такой смысл вкладывает любой нормальный человек, рассуждая о личностном потенциале. Еще более очевидным это становится в контексте исследования трудового потенциала, который полагается нами как созидательный, а не разрушительный признак человеческой личности. Наконец, когда речь идет о духовном потенциале, то здесь идеалы, абсолютные ценности, мотивы созидания и жизнетворения вообще не оставляют места для волюнтаристски-расширительной интерпретации понятия «потенциал». Ведь этот самый потенциал как абстрактность мы непременно прилагаем к конкретности, которая и составляет его предметность и определенность. Но только больное воображение может предположить, что в структуру такого потенциала нужно включать деструктивные характеристики: например, манию преследования, гипертрофированное самомнение, чванство или небожительство.

      В нормальном и здравом значении слово «потенциал» обозначает набор конструктивных способностей и характеристик человека. При этом необходимо иметь в виду, что «человеку от природы присуща способность распознавать и отличать духовное, а также склонность принимать дух и включать его в свою жизнь. Именно их (эти способности – авт.) имел в виду Платон, истолковывая земную очевидность как «припоминание» идей, предвечно созерцавшихся человеком в мире сущего бытия» [149, с. 701]. То, что мы, современные люди, не задумываемся над происхождением этих наших способностей, не культивируем их в себе, удовлетворяемся поверхностными мифологемами (типа «де-жа-вю»), вовсе не означает, что мы утратили эту самую «присущность», эту, дарованную нам свыше и изначально, способность различать духовное и бездуховное. И произрастающие на этой почве мнимой утраты нашей духовности расхожие суждения о том, что и дух будто бы бывает не только добрым, созидательным, творческим, но и злым, разрушительным, уничтожающим, имеют своим основанием не подлинное и правильное понимание духовности, а сведение ее к простой инновационности, к меркантильной инженерийности, к конъюнктурному модернизму. Но такое «сведение» не имеет ничего общего с научностью, поскольку представляет собой элементарный редукционизм.

      В связи с этим следует подчеркнуть, что именно