Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком. Амели Нотомб

несешь?

      – Мне плохо, папа.

      – Ты больна?

      – Нет. Вот уже несколько лет у меня плохо с головой.

      – Мы заметили. Это называется переходным возрастом. Это не навечно.

      – Нет, дело не в этом. Да, у меня переходный возраст. Но вспомни, это началось еще до его наступления.

      – Это были первые звоночки. Недомогание начинается раньше, это нормально.

      Девушка вздохнула:

      – Неужели вы все до такой степени слепы?

      – О ком ты?

      – О семье. В сущности, меня устраивает эта всеобщая слепота.

      – Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь.

      – Вот именно.

      – Я услышал, что тебе нехорошо. Гадалка в конечном счете, наверно, была права: тебе нужна психологическая помощь.

      – Да. Убей меня.

      – Тебе надо кому-нибудь показаться. В Арлоне есть психологи.

      – Я отказываюсь.

      – Твоего мнения никто не спрашивает.

      – Ни психологу, ни кому бы то ни было я ничего не скажу.

      – Почему?

      – Говорить больно.

      – Откуда тебе знать? Ты никогда не пробовала.

      – Пробовала про себя.

      – Это совсем другое дело.

      – Действительно, это не так больно и все равно невыносимо. Не может быть и речи о том, чтобы мне было еще больнее.

      – Что происходит? Ты меня пугаешь.

      – Я должна умереть. Так надо.

      – Если это необходимо, почему ты не покончишь с собой?

      – Ты этого хочешь?

      – Нет! Я этого не говорил. Я сказал, что ты хочешь жить, коль скоро не помышляешь о самоубийстве.

      – Будет в тысячу раз правильнее, если меня убьешь ты.

      – Черт-те что!

      – Ты изрядно поспособствовал моему появлению на свет. Будет справедливо, если ты же и избавишь свет от меня.

      – При такой логике тебе скорее надо попросить об этом мать.

      – Нет. Мама родила меня в муках, по справедливости ты должен в муках меня убить.

      – Ты бредишь! Бедное дитя! Я и не знал, что кризис переходного возраста проходит у тебя так остро.

      – Это потому, что я мало разговариваю.

      – Лучше бы ты онемела. Вот сейчас ты заговорила. И это катастрофа.

      – Такое творится в моей голове вот уже больше четырех лет. И это еще не самое худшее. Хуже всего то, что с двенадцати с половиной лет я ничего не чувствую. И когда я говорю: ничего – это значит ничего. Мои пять чувств работают отлично, я слышу, вижу, у меня есть вкус, обоняние, осязание, но я не испытываю никаких связанных с этим эмоций. Ты не представляешь, в каком аду я живу. Бернанос был прав, ад – это холод. Я постоянно живу при абсолютном нуле.

      – А ночь в лесу?

      – Я надеялась испытать настоящий телесный холод. Я испытала его, но не почувствовала животного страха, который он должен был бы пробудить во мне.

      – Ты ведь так хорошо мне рассказывала: запах леса, косули, дрожь, охватывающий тебя холод.

      – Надо думать, что можно хорошо рассказывать и о том, чего не чувствуешь. Я говорила себе: «Это прекрасно», я видела, что это прекрасно, но меня это не трогало. Когда мне стало совсем плохо от холода, я себя уговаривала: «Реагируй