Три розы. Юрий Бурносов

на своем месте. Тогда Бофранк запустил в нее палкою, но не попал; ворона каркнула, словно смеясь над потугами конестабля.

      – Вот же я тебя, – воскликнул в сердцах Бофранк, и тут же сам рассмеялся, ибо понял, каким нелепым выглядит его поединок с птицей. Глупая тварь – это не оборотень и не упырь из Бараньей Бочки, и отчего бы ей не сидеть тут, в лесу? Если уж на то пошло, присутствие самого Бофранка в этом безлюдном месте куда более нелепо.

      – Я благодарен вам за ваше появление, хире Бофранк, – сказал Демелант, неожиданно появляясь из-за кустов крушины. – Признаться, до самого конца у меня оставались определенные опасения – равно как и у моего спутника, который, кстати, имеет к тому все основания.

      – Но где же он?

      – Отойдем с дороги. Нам ни к чему лишние глаза и уши, пусть это всего лишь заросшая травою тропинка.

      По склону холма, заросшему кустарником, Бофранк и Демелант спустились в овраг, на дне которого горел небольшой костер. У костра сидел человек в плаще с надвинутым на лицо капюшоном.

      – Волтц Вейтль? – осведомился Бофранк. Голос его дрогнул, потому что он никогда не думал, что эта встреча может случиться.

      – Да, любезный Хаиме Бофранк, это я. Порочный сын печатника, или Ноэма Вейтль – как вам более угодно. Садитесь к костру – здесь довольно сыро, к тому же быстро темнеет.

      Конестабль опустился на большую корягу. Из-под капюшона сверкнули красноватые огоньки глаз – и тут же скрылись, верно, это просто пламя отразилось в зрачках. Лица не было видно, и Бофранку отчего-то захотелось узнать, сильно ли изменился Вейтль.

      Демелант присел чуть в отдалении – вероятно, чтобы не мешать разговору.

      – Я не знаю, что сказать вам, – признался Бофранк, видя, что собеседник молчит. – Вина моя огромна, ее нечем искупить… но что могу я сделать в свое оправдание?

      – Я пришел не за оправданием и не за местью, – отвечал Вейтль, вороша в костре палкою. – Но вначале позвольте мне, Хаиме, поведать, что случилось со мной после нашей встречи в саду Цехов.

      – Мои руки и лицо были в крови, потому что я ел плоть ребенка…

      – Превращались ли ваши руки и ноги в волчьи лапы?

      – Да, превращались.

Из допроса Жака Руле, анжерского волкодлака

      ГЛАВА ШЕСТАЯ,

      в которой повествуется о злоключениях Волтца Вейтля, а Бофранк берется за розыски упыря

      – Я не могу ни в чем упрекнуть хире Дерика и гардов, которыми я был арестован, – начал Волтц Вейтль, все так же пряча лицо под капюшоном. Голос его – и это Бофранк понял только сейчас – стал не в пример грубее и глуше, нежели прежде. – Я был отправлен в тюрьму, где помещен был в одиночную камеру. Полагаю, попади я – в женском платье! – в общую, мне пришлось бы нелегко. Но я томился один, лишь на следующий день мне дозволили встретиться с отцом, который, впрочем, пришел лишь затем, чтобы заклеймить меня проклятьем.

      Суд был краток – я до сих пор молю господа, что он не предал меня в руки миссерихордии, ибо, как мне рассказывали потом,