Два убийства на вилле «Нескучная жизнь». Олег Агранянц

сержант вернулся и вручил мне трусы, майку, штаны и рубашку, последние когда-то, вероятно, составляли спортивный костюм.

      – А подойдет? – нагло спросил я.

      – Тебе теперь все подойдет, – и протянул пару сильно поношенных кедов.

      – А носки? – спросил я.

      – Обойдешься без носков.

      Кеды оказались в самый раз.

      – А теперь в камеру.

      Камерой оказалась комната метров на десять, по стенам три двухъярусных кровати, в центре стол, на окошке решетка. Сидевший за столом интеллигентного вида субъект вопросительно посмотрел на меня. Я поздоровался.

      – По какой статье? – спросил он.

      – Пока не знаю, – ответил я и рассказал свою историю.

      – Откуда одежонка?

      – Думаю, сняли с покойника.

      – Точно. Тут у нас недавно один помер. Болел, говорят. Глядишь, болезнь и не заразная.

      – А ты по какой статье? – поинтересовался я.

      – Мне инкриминируют похищение большой суммы. Я бухгалтер. Если бы я знал, за какую сумму меня посадят, я бы заблаговременно украл эту сумму и перед тюрьмой пожил бы в свое удовольствие. Как говорится, а вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь.

      Я не понял, к чему он привел пословицу, но сочувствие выразил.

      – Тебе следователя назначили? – спросил он.

      – Пока нет.

      – Главное, чтобы не Кубик.

      – Это что такое? – поинтересовался я.

      – Ты правильно спросил: «что такое». Ты понимаешь, он – кубик: снизу у него много, а сверху, где у нормальных людей голова, у него заострение. Так что не кубик, а пирамида. Мне, по правде говоря, не стоит по поводу его фамилии злословить, так как я сам Треугольников, но, как говорится, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.

      На этот раз с пословицей он угадал: береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Это про меня.

      Треугольников прислушался, потом спросил:

      – Ты слышишь?

      Я ничего не слышал.

      – Это шум. Сейчас нас поведут обедать.

      И действительно, открылась дверь, вошел конвоир:

      – На обед.

      Обед был очень кстати, ибо я не ел со вчерашнего дня, и тюремная трапеза показалась мне даже вкусной. Потом нас вернули в камеру.

      – Какое место выберешь? – спросил меня Треугольников.

      Не будучи уверенным в сексуальной ориентации сокамерника, я выбрал место на втором ярусе.

      Он вынул из-под матраца колоду карт:

      – В шахматы играешь?

      – Нет, – ответил я.

      – И я. Тогда в карты. Не на деньги, на интерес.

      Я согласился, и до ужина мы играли в какую-то ранее неизвестную мне игру, которую он называл «матросский вист». Я выслушал с десяток пословиц и должен признать, что знал он совсем редкие. Например: была у собаки хата, дождь пошел – она сгорела. Я с грустью подумал, что, так как хаты у меня нет, то и гореть нечему.

      Ужин. Потом снова «матросский вист». После недели ночевки на вокзалах и небольших возможностей в отношении питания, такая жизнь мне не показалась тяжелой.

* * *

      – Что