Боярыня Морозова. Княгиня Елена Глинская. Дмитрий Дмитриев

государь на тебя изволит гневаться.

      – На то его царская воля.

      – Зачем от нас ты отлучилась, Феня?..Ты, верно, совсем забыла, что у тебя есть сын…

      – Нет, дядя, Ванюшу я не забыла… Какая мать забудет свое родное детище!

      – Так зачем же зла ему желать?

      – Я желаю сыну зла? Я… да что ты, дядюшка!

      – Тебя постигнет царский гнев, царская опала! В ту пору, думаешь, твоему сыну легко будет? Легко его младенческой душе переносить твой позор и унижение?

      – Господь его не оставит.

      – Если ты себя не жалеешь, то хоть сына пожалей… Оставь распрю, не прекословь ты великому государю и властям духовным, оставь заблуждение. Не то ждет тебя, племяннушка, царская кара.

      – Умела я, дядя, пользоваться царскою милостью, приму без ропота и гнев царя.

      – Знаю я, Федосья, кто погубил тебя и прельстил, – это Аввакум. Он домашний твой враг, а ты того еще не сознаешь, – сердито проговорил боярин Ртищев.

      – Нет, дядя, ты не так говоришь, сладкое горьким называешь. Отец Аввакум – истинный ученик Христов, потому страждет он за правду ради Христова имени, и кто хочет спастись и угодить Богу, должен слушать его учения.

      – Это Аввакумовы-то учения слушать? – с негодованием спросил Ртищев.

      – Да, дяденька, он есть истинный пастырь, – с уверенностью проговорила боярыня Морозова.

      – Еретик он!

      – Полно, дядя.

      – Его бы давно надо сжечь. Да и сожгут на площади как еретика и отступника, сожгут!

      – Что же, батюшка Аввакум мучеником Христовым будет… страстотерпцем… потому он страждет за закон Владыки своего! – с воодушевлением промолвила Федосья Прокофьевна.

      «Страдает за закон Владыки своего – слова, имеющие глубокий исторический смысл, – пишет Забелин. – Вот, стало быть, где должно искать главной причины ослепления Морозовой, главнейшие причины ослепления и помрачения многих, начиная с царского дворца и до убогих крестьянских хат. И как это совпадает со всеми идеалами, какими был исполнен ум того века, какими было набито воображение людей, сколько-нибудь коснувшихся тогдашнего книжного учения. Потому что он страдает, потому что его гонят – вот мысль, которая и во всякую другую эпоху всегда возбуждает доброе сердце к сочувствию, а в старину эта мысль по многим историческим, культурным, умственным и нравственным причинам всегда неизменно привлекала к себе общее сочувствие, которое не входило в тонкое разбирательство, за какое дело кто страдает, но, видя страдание, шло за ним, относилось с милосердием ко всякому страждущему. Оттого гонимые, особенно если еще замешивалась тут какая-либо государственная или церковная тайна, всегда приобретали у нас необъяснимый успех. Идеалы же Морозовой, доведенные ее фанатизмом до своих последних выводов, должны были даже требовать именно этого последнего акта ее аскетической жизни. Все было готово в идее, оставалось только воплотить эту идею, это слово жизни в дело».

      – Безумствуешь, племянница.

      – Не я, а вы безумствуете, называя Аввакума