Амулет. Святой. Паж Густава Адольфа. Конрад Мейер

не видал его, а за ним – двоих из его людей, из которых один нес хлеб и кружку пива.

      – Ради бога, Боккар, – воскликнул я и бросился ему навстречу, – что произошло сегодня ночью?.. Говори!

      Он взял мою руку и хотел сесть ко мне на постель. Я стал сопротивляться и заклинал его говорить.

      – Успокойся, – сказал он. – Это была недобрая ночь. Мы, швейцарцы, неповинны в этом, так повелел король.

      – Адмирал погиб? – спросил я, пристально глядя на него.

      Он утвердительно кивнул головой.

      – А остальные вожди гугенотов?

      – Убиты. Кроме тех немногих, которые, как Генрих На-варрский, пощажены по особой милости короля.

      – Окончено избиение?

      – Нет, толпа еще бушует по улицам Парижа. Ни один гугенот не должен остаться в живых.

      Мысль о Гаспарде, как палящая молния, сверкнула в моем мозгу, и все остальное исчезло во мраке.

      – Пусти меня! – вскричал я. – Моя жена, моя несчастная жена!

      Боккар изумленно и вопросительно взглянул на меня:

      – Твоя жена? Да разве ты женат?

      – Дорогу, несчастный, – воскликнул я и бросился на него, так как он заступил мне выход.

      Мы начали бороться, и я бы справился с ним, если бы один из его швейцарцев не бросился к нему на подмогу, в то время как другой охранял выход.

      В борьбе я упал на колено.

      – Боккар! – застонал я. – Во имя Господа милосердного, заклинаю тебя всем, что дорого тебе… заклинаю тебя жизнью твоего отца… блаженством твоей матери… сжалься надо мной и выпусти меня! Я же говорю тебе, что там моя жена… что ее в это время, быть может, убивают, что ее… быть может, в это мгновение истязают! О! – И я стал ударять себя кулаком по лбу.

      Боккар возразил успокаивающе, как говорят с больным:

      – Ты не в своем уме, бедный друг! На свободе ты не пройдешь и пяти шагов, чтобы тебя не сразила пуля! Всякий знает, что ты – секретарь адмирала. Образумься. Ты требуешь невозможного.

      Стоя на коленях, как утопающий, я поднял глаза, ища спасения, в то время как Боккар молча связывал порвавшийся в борьбе шелковый шнур, на котором низко свешивался серебряный образок мадонны.

      – Во имя Божьей Матери Эйнзидельнской! – умолял я, сложив руки.

      Боккар стоял как зачарованный, устремив кверху взор и как будто шепча молитву. Затем он прикоснулся губами к образку и бережно снова спрятал его в куртку.

      Мы все еще молчали, когда вошел молодой офицер, держа в руках депешу.

      – Именем короля и по приказанию капитана, – сказал он, – возьмите двоих из ваших людей, господин Боккар, и собственноручно доставьте этот приказ коменданту Бастилии.

      Офицер вышел, Боккар, после минутного раздумья, бросился ко мне с приказом в руках.

      – Скорей, поменяйся платьем, вот, с Каттани! – шептал он. – Я попытаюсь. Где она живет?

      – На острове Святого Людовика.

      – Хорошо. Подкрепись вином, тебе нужны силы.

      Поспешно сняв свое платье, я